Длинный прокашлялся:
— Мы люди, а они — нелюди. Мы не расисты, у нас тут есть мексиканцы, пуэрто-риканцы, русские, ирландцы, папуасы, маори — «Райские птицы» из Новой Зеландии, есть арабы. Я вот вообще ниггер из гетто… Но с Туманом никто из нас не будет мириться. Твари, нелюди, чудовища, нежить из-за кромки… Да, мы их резали, совали под прессы… Ты хочешь спросить, как мы это терпели? О, биласни-ижо-ок!
Негр хлопнул широкими ладонями по камуфляжным штанам:
— Последний раз я блевал, собирая куски трупов, после обстрела Туманниками города Нью-Йорк… Тибе-е ни-и нра-авицца, била-асни-ижок? Ты при-ише-ел фф сказку с краси-ивыми феи-ичками? Снежок, когда вы будете искать в обломках ядра своих ни-инагля-я-адных, тут будет полно самого простого чилавечискага говна! Ты к этаму гатофф?
— Я смотрю, говна тут уже много.
— А ты уф белай шляпе, уф гораде новый ширриф? Снежок, это сегодня Вашингтон приказал дружить с говорящими пылесосами. И то — опубликовали видео с Перекрестка, вот шишки и врубили задний ход. Политикасты, адвокасты и пупарасы просто сдали нас. Но это же ненадолго! Когда мочили нацикофф, с русскими сосались в десны. А уже в пятьдесят пятом экипажи «Больших птиц» вычисляли курсы на Moscow, Kiev, Sevastopol…
Негр выпрямился, отряхнулся, наклонился немного вперед, и тихо спросил:
— Так за что нас карают? Мы разделали эту свинью, превратили грязное животное во вкусные бифштексы. Вы же не отказываетесь их кушать? Никто из вас не хотел мараться с допросами пленных. Никто из вас не задумался, как оценить вину бессмертного существа, как взыскать пеню с Дьявола… Никто из вас не посмотрел на другую сторону монеты. А теперь свинья зарезана, бойню можно сжигать? Окей, но резника убивать за что?
Высокий отхаркался. Сплюнуть в третий раз оказалось нечем, и он прохрипел:
— Мы не сдадимся. Мы свободные американцы на свободной земле. Мы сделали то, что считали нужным и правильным. И мы гордимся, что избавили от грязной работы всех тех, кто придет следом. Наши условия: свободный выход и прекращение уголовного преследования. Иначе мы будем сражаться, и вы нас так просто не возьмете!
Коренастый долго смотрел на противника; потом обвел глазами плоский безрадостный берег, посередине разделенный исполинским серым кубом федеральной тюрьмы «Соленый Берег». Сказал:
— Наши условия…
— Наши — это чьи? Условия ООН, скупленного на корню колбасниками? Условия типа Свободного якобы Мира? Брось! А то ты не знаешь, как это делается! Кто содержит Ассамблею, тот и диктует секретарю. Говори прямо, ты хочешь, чтобы мы сдались этой вашей корпорации по распилу бюджета планетарного масштаба?
Собеседник неожиданно ухмыльнулся:
— Так тебе западло сдаваться жидомасонскому мировому правительству? Хорошо. Хватит с вас и меня одного. Семь лет назад, на этом самом берегу я был одним из тех самых засранных джи-ай. И да, черный брат…
— Не брат ты мне…
— Тогда застегни е***ло, ниггер, и слушай, когда изволит говорить белый господин! Да, я тут валял по песку одну из этих, которых вы боитесь даже тронуть без кнопки. И ставил ее как хотел, и нагибал, как нравилось. Без всякого кнута. Я снял ее, как обычную девчонку на пляжный флирт. Без страха, угроз и твоего любимого говна.
Квадратный широко улыбнулся:
— И поэтому человек здесь — я. А вы трусливая срань. Вы положите оружие и пойдете под суд. Как наци в сорок шестом. Кого-то из вас выпустят. Даже эсэсовцев, помнится, амнистировали те самые адвокаты, которых ты так не любишь, ниггер. А того японского мудака так даже и не судили за испытания чумных бацилл на людях. Возвращайся в свой мегалитический сортир, и скажи командиру вашей долбанной интербригады… Да хер с ним. Он сам научил меня правильной молитве. Если он еще мужик, он поймет.
— Ты! Залупа на воротнике! Мы жили с этими тварями в одной клетке пять лет! Мы, а не вы знаем, на что в самом деле способны куклы! Ты смог договориться с этой девкой только потому, что мы внушили ей почтение к человеческой расе. Иначе она бы завернула тебе голову к жопе.
— Этого ты знать не можешь. Вы кололи тигра иглами, прижигали ему пятки, обрубали хвост. Я гладил, чесал за ушами, слушал, как мурлыкает. Я обещал вернуться — и вот вернулся. Катись в манду!