Не замечаю, как оказываемся по пояс в воде. Волны холодят кожу и страх подкрадывается исподтишка, но .я прогоняю его тихим смехом и касанием губ к соленой коже. Сейчас я не боюсь. И так сильно хочу этого мужчину, что внутри все дрожит от предвкушения.
— А если увидят? — спрашиваю сорванным голосом, подставляя его губам шею.
— Плевать, — рычит он, втягивая кожу, прикусывая, оставляя метку. — Но если ты не хочешь, можем уйти и…
— Я хочу…
Упираюсь лбом в холодное стекло, каждой клеткой осязая его прикосновения, жар его тела. Вспоминая, как он насаживал меня на себя, то и дело срываясь с ритма. И как я скулила и плакала от удовольствия. А потом мы лежали на песке, голые и совершенно счастливые.
— Я хочу, — ударяю ладошкой по стеклу. — Если бы ты знал, как я хочу назад.
Но время потерялось и уже невозможно ничего вернуть. Или…?
— Я знаю, — хрипло совсем рядом.
Глава шестнадцатая: Рус
Глава шестнадцатая: Рус.
Закрываем двери на железные затворы…
Новые потери, не пустые разговоры…
Дмитрий Колдун «Облака-бродяги»
Я снова злюсь. Так сильно, что готов придушить Ксанку прямо там, у входа в больницу, когда она говорит Коту о том, о чем давным-давно должна была рассказать мне, а не упрямо играть в молчанку. Столько лет. Угробила столько жизней. Дура. Идиотка. А я…тоже хорош. Надо было еще три года назад взвалить ее на плечо и с собой забирать.
Усмехаюсь. Взвалил бы и никогда не узнал бы о Богдане. И эта мысль вышибает дыхание, скручивает сердце в морской узел. Больно. Почти невыносимо. И Ксанка словно чувствует, притихает и выпадает из реальности. Дремлет, кажется. Или настолько уходит в себя, что не замечает, как я высаживаю Ангелину и передаю ее на руки Рощину. Обрисовываю ситуацию и вдавливаю в пол педаль газа. Пока страх Ксанки не отрезвляет. В ее больших зеленых глазах — паника, помешанная на собственную боль. Черт!
А потом она пытается убедить меня, что жениться на ней — ошибка. Но не понимает, что ошибкой было отпустить ее тринадцать лет назад. Ошибкой было поддаться злости и мести. Ошибкой было в то утро уйти от нее. А то, что мы делаем сейчас — правильно, как никогда. Ее губы. Ее запах… Ваниль и спелая груша. Ее сорванное дыхание. Только мозг, сука, не хочет вырубаться от реальности, анализирует, все просчитывает. И понимает, что секс сейчас распахнет между нами бездну. И никакая сила не выстроит над ней мост. И я не нахожу ничего умнее, чем просто сбежать. От нее, такой желанной и откровенной сейчас. От себя и собственного желания, простреливающего пах до острой боли. И общего прошлого, которое так не вовремя врывается в нашу жизнь. Или вовремя?
Спускаюсь по лестнице и замираю…
Она стоит у панорамного окна, прильнув к нему, как к последнему спасению. Делаю шаг, но снова прирастаю к полу.
— Догоню, Ксанка, — тихий шепот парализует. И демоны скулят от тоски, хлынувшей из всех щелей. Отравляющей. Стирающей злость и воскрешающей что-то давно и безнадежно забытое.
— Догнал… — снова шепот, но сейчас я слышу ее улыбку.
И с головой ныряю в темный залив, безлунную ночь и ее слова.
— Я хочу, — она всхлипывает, лбом уткнувшись в стекло. — Если бы ты знал, как я хочу назад.
Сам не понимаю, как оказываюсь совсем рядом. Вдыхаю ее запах: мяты и ванили. Она пахнет собой и чуточку мной. Такая живая. Такая…моя.
— Я знаю, — и не узнаю собственный голос.
Она оборачивается, чуть пошатывается. Ловлю. Прижимаю к себе. Зарываюсь в ее кудрявых волосах. Сейчас темных после душа.
— Откуда? — едва слышно. Заглядывая в мои глаза. Доверчиво. Беззащитно.
— Я же все о тебе знаю, Земляничка, — улыбаюсь и трусь кончиком носа о ее нежную щеку. А она…щека к щеке. Словно магнит. И, клянусь своими демонами, тихо стонет, когда ее мягкая кожа касается моей щетины.
— Ты… — вздыхает, — ты не такой, как…
— Сравниваешь меня с Корзиным? — почему-то от его фамилии, повисшей между нами, становится гадко.
Ксанка же просовывает свои холодные ладошки под мою футболку. Вздрагиваю, как от разряда током. По коже ползет дрожь. Выдыхаю рвано, но не мешаю. Пусть привыкает, потому что отпускать ее я не намерен.
— Нет, — снова вздох. Ее руки ложатся на спину, притягивают меня к своей хозяйке. — Я сравниваю Ксанку и Леську.
— И кто победил?
Запрокидывает голову, позволяя моим пальцам поглаживать ее затылок.
— Сашка.
Выгибаю бровь, сбитый с толку ее логикой.
— Я больше не хочу быть ни Леськой, ни Ксанкой. Я хочу быть собой.
— Что мешает?
— Я не знаю, кто я, — щекой к груди. А пальцы рисуют причудливые узоры по лопаткам, в точности повторяя узор татуировки. Что это: простое совпадение или она настолько чувствует меня? — Понимаешь, у меня столько лет была всего одна цель, а когда я ее достигла — стало как-то пусто.
— Я думал, ты счастлива, — признаюсь с обескураживающей самого себя откровенностью. Она смотрит на меня удивленно, и я так же честно отвечаю на ее немой вопрос: — Я видел тебя с Серегой три года назад. Вы вдвоем заходили в твою квартиру.
И прошлое давит в тисках сердце. Оказывается, мне до сих пор больно. Словно внутрь вылили ведро смолы: жжет и невозможно отмыться.
— Не может быть, — шепчет, ошарашенная. И вдруг хмурится, на мгновение даже глаза прикрывает. Вспоминает? — Так это был ты, — выдыхает спустя минуту, длившуюся кажется, вечность. — Я видела. Незабудки на пороге. Это был ты…
Да, тогда я дежурил под дверью ее квартиры всю ночь, как полоумный. А утром…утром убил себя контрольным в голову, когда она пришла с Корзиным. Они целовались, как школьники. И Ксанка…моя Ксанка была такой счастливой. Тогда у меня все сгорело внутри. Тогда я скормил своим демонам все, что связывало меня с этим городом, с этой женщиной. Но…кто сказал, что у меня получилось?
— Почему ты вернулся? Сейчас почему?
Потому что меня позвал твой брат.
…— Ты ее любишь?
Я смотрю на взъерошенного и совершенно непохожего на крутого бизнесмена Костромина и ничерта не понимаю. Он прилетел в Австрию только чтобы спросить, люблю ли я его сестру? Что за нафиг? Но, похоже, ответ моему старому другу не требовался.
— Я знаю, что любишь.
Выгибаю бровь, откидываясь в кресле. Эльф приперся прямо в офис, сорвал совещание, послал к черту всех, кто мешал ему попасть ко мне в кабинет, и вот стоит у стола, нервно постукивая пальцами по столешнице.
— Знаю, что ты спас ее, когда…
— Когда ты решил прикинуться трупом? — язвлю. Да, мне совершенно не нравится этот разговор, потому что демоны внутри уже вскинули головы в предвкушении. А их чутье никогда не подводило. В какое дерьмо ты вляпалась на этот раз, моя девочка?
— Спаси ее и сейчас, — пропустив мимо ушей мою колкость. А я даже не пытаюсь выяснить, откуда растут ноги его осведомленности о личной жизни сестры.
Кладет передо мной несколько фотографий. На всех молодая шатенка лет тридцати с мальцом лет двух-трех. На мгновение сердце пропускает удар. Это что, сын Ксанки? Моей…
— Это не ее ребенок, — отвечает Костромин.
Бля, совсем одурел, уже вслух озвучиваю то, что не должен.
— Это сын ее мужа. И я хочу, чтобы ты сделал все, чтобы она узнала об этом.
Еще снимки. На этот раз гораздо откровеннее. В главной роли все та же шатенка, только главный герой давно не ребенок.
— Сука… — выдыхаю, сжимая кулак. И демоны радостно оскалились.
— И предатель, — мрачно добавляет Костромин. — Но Леська…дуреха, втемяшила себе, что любит…этого и…
— И причем здесь я? — встаю, отбросив снимки, подхожу к окну.
За ним снежные шапки Альп и пестрые улицы тихого Инсбрука. Я приехал сюда три года назад по приглашению старого друга отца. И сейчас работаю главным архитектором в одном из лучших архитектурных бюро Европы. У меня свой кабинет, даже секретарь имеется, небольшой домик у подножия Альп и стабильная зарплата. Меня все устраивает, и я совершенно точно не хочу ничего менять.
— Просто покажи эти снимки сестре. Она проникнется и пошлет нахрен своего муженька.