Стражники похоже сильно удивились, узнав, что дворянка желает покинуть Эбу Дар посреди ночи в такую погоду, с полудюжиной слуг и вьючных лошадей, означающих, что дорога будет дальней. Но Эгинин была Высокородной, ее плащ был украшен символом орла с распростертыми черно-белыми крыльями, а длинные пальцы перчаток ассоциировались с длинными ногтями. Обычно солдаты не спрашивают Высокородных, что они собираются делать, даже наименее знатных. Однако, это не избавляет от формальностей. Каждый может свободно покинуть город, когда пожелает, но шончан ведут записи обо всех покинувших город дамани. А три всадника в группе с опущенными головами под серыми капюшонами были связанны с верховыми сул’дам серебристыми поводками.
Полненькая сулдам прошла мимо них, едва удостоив взглядом, скрывшись в туннеле. Ее дамани чуть ли не обнюхала каждую женщину, определяя их способность направлять, и Мэт затаил дыхание, когда она задержалась возле последней дамани. Даже при всей его удаче, он не поставил бы на то, что шончан не обнаружат безвозрастное лицо Айз Седай, если заглянут под капюшон. Здесь были Айз Седай в качестве дамани, так что странного в том, что все три могут быть у Эгинин? Свет, а не странно ли, что какому-то, из не слишком знатных Высокородных, принадлежат сразу три?
Полненькая женщина издала щелкающий звук, словно призывая обученную собаку, натянула ай’дам, и дамани последовала за ней. Они искали марат’дамани, пытающихся избежать обуздания, а не дамани. Мэт решил, что может, наконец, начать дышать. Звук катящихся костей в голове появился снова, достаточно громкий, чтобы соперничать со звуками далекого грома. Что-то пошло не так, и он это знал.
Офицер стражи, шончанин с миндалевидными глазами похожими на салдэйеца, но с кожей светло-медового оттенка, почтительно поклонился и пригласил Эгинин пройти в караульное помещение, отведать чашу теплого вина, пока клерк запишет данные дамани. Все караулки, которые когда-либо видел Мэт, были весьма холодными, и даже свет фонарей, вырывающийся сквозь бойницы этого помещения, не делали его более привлекательным. Возможно, для мухи паутина тоже выглядит привлекательно. Он был рад, что дождевая вода, стекая с капюшона накидки, попадала на лицо. Это помогало скрывать нервозность ожидания. Он сжал в руке один из своих ножей, спрятанных сверху длинного свертка, лежащего поперек седла. Никто из солдат не обратил на сверток никакого внимания. Он чувствовал дыхание женщины внутри свертка под его рукой, ее плечи были туго стянуты, чтобы она не могла позвать на помощь. Селюсия держалась поблизости, уставившись из-под своего капюшона, спрятав золотистую косу, и даже не моргнув, когда сул’дам с дамани проходили мимо нее. Малейший крик со стороны Селюсии, как и Туон, поднимет переполох хуже, хорек в курятнике. Он решил, что под угрозой ножа обе женщины будут молчать. Они должны поверить, что он доведен до полного отчаяния или достаточно спятил, чтобы им воспользоваться. Но сам он был не уверен, что сможет. Этой ночью он ни в чем не был уверен, слишком многое шло в разнос и не так.
Он вспомнил, что затаил дыхание, опасаясь, что кто-нибудь поинтересуется, почему это так богато украшенный сверток он держит под дождем. Он проклинал себя за глупость, прихватив из дворца штору, первое, что подвернулось под руку. В памяти события всегда тянутся медленно. Эгинин спешилась, передав поводья Домону, принявшему их из ее рук с поклоном в седле. Капюшон Домона был откинут, показывая его наполовину обритую голову и собранные в косу оставшиеся волосы. С бороды приземистого иллианца капала вода, но он упрямо сохранял присущую со’джин надменность, традиционных слуг всех Высокородных, которые гордятся этим званием больше, чем Высокородные своим положением. И конечно считают себя гораздо выше простых солдат. Эгинин оглянулась на Мэта и его ношу. Ее лицо застыло, превратившись в маску, которая, если не знать, что она испугана до смерти их затеей, сошла бы за надменность. Сулдам и ее дамани, возвращаясь, закончив свою проверку, вновь появились из темноты. Ванин, находившийся сразу за Мэтом, держал в руках поводья одной из вьючных лошадей, по своему обыкновению сидя в седле как куль с мукой, наклонился в седле и сплюнул. Мэт не понял почему, но ему запомнился этот эпизод, но все так и было. Ванин плюнул, и в тот же миг раздался сигнал трубы, четкий и тонкий из-за расстояния. Он донесся издалека с юга города, где они планировали поджечь шончанские склады на Портовой дороге.
При звуке трубы офицер стражи заколебался, но внезапно уже в самом городе зазвенел колокол, затем второй, затем еще и вот уже, казалось, сотни колоколов тревожно зазвонили в ночи одновременно, как, внезапно, темное небо взорвалось множеством молний, ударивших внутри городских стен, которые не смогла бы породить ни одна буря. Они озаряли туннель мерцающим светом. В тот же момент раздались крики, эхом разнесшиеся по городу, и вопли.
За это мгновение Мэт успел про себя обругать всех Ищущих Ветер, которые выступили раньше, чем обещали. Но он тут же понял, что кости в его голове внезапно остановились. Почему? От этого он принялся проклинать все снова, но теперь для этого не оставалось времени. В следующее мгновение офицер попросил Эгинин вернуться в седло и следовать своей дорогой, громко выкрикивая приказы, направив одного человека в город, узнать, что происходит, выстраивая остальных следить за безопасностью снаружи и изнутри городских стен. Толстушка со своей дамани, вместе с еще одной парой, выбежавшей из караулки, убежали вслед за солдатами. А Мэт и прочие, в то время как за их спиной рукотворный шторм разносил Эбу Дар по камешку, галопом вылетели из ворот в противоположном направлении — прямиком под дождь, увозя с собой трех Айз Седай, две из которых были сбежавшими дамани, и похищенную наследницу Кристального Трона. Бесчисленные молнии прочертили дождливое небо как стебли травы…
Вздрогнув Мэт вернулся в настоящее. Эгинин покосилась на него и попыталась тащить его на себе.
«Обнявшиеся любовники не торопятся», — пробурчал он. — «Они медленно прогуливаются».
Она ухмыльнулась. Домон совсем ослеп от любви. Либо так, либо его слишком сильно били по голове.
В любом случае, труднейшая часть осталась позади. Мэт надеялся, что выбраться из города было труднее всего. С тех пор он не слышал вращения костей. Они всегда были плохим знаком. Он хорошенько запутал след, и должен найтись по настоящему удачливый человек, вроде него самого, чтобы отделить золото от грязи. Взыскующий Истину шел по следу Эгинин до той самой ночи, и ее будут теперь разыскивать еще и за похищение дамани, поэтому погоня будет думать, что она сейчас скачет во весь опор, унося ноги от Эбу Дар, а не сидит прямо под городской стеной. Кроме совпадения по времени ничто не связывало ее с исчезновением Туон. И что более важно, с Мэтом. Тайлин, без сомнения, выдвинет против него собственные обвинения. Ни одна женщина не простит мужчину, что ее связал и засунул под кровать, даже если сама это предложила. Но все равно, при капле везения, кроме этого ничто иное, что произошло той ночью, не будет связано непосредственно с ним. И никто кроме Тайлин не станет его подозревать. Для простого мужчины связать королеву как ярмарочного поросенка обычно достаточно для вынесения смертельного приговора. Кто станет городить огород, что к исчезновению Дочери Девяти Лун может иметь отношение игрушка Тайлин? Его все еще раздражало, что он прославился подобным образом, и даже хуже — как ее домашнее животное — но в этом были свои преимущества.
Он считал, что, по крайней мере, от происков со стороны шончан он в безопасности, но была еще одна проблема, которая беспокоила его как заноза в пятке. Хорошо, многое уже случилось, и большая часть этого было последствием появления Туон, но эта история, скорее всего, будет иметь продолжение. Исчезновение Туон должно произвести эффект, сходный с пропажей солнца с неба, но было совсем не похоже, чтобы это кого-то беспокоило. Не было ничего! Никакой тревоги, ни объявления о вознаграждении или выкупе, ни кипящих от праведного гнева солдат, разыскивающих похищенную принцессу во всех проходящих повозках на милю в округе. Не видно никаких всадников, рыскающих по деревням, обшаривая каждую дыру, в которую можно было затолкать женщину. Чужие воспоминания подсказывали ему кое-что из опыта поиска похищенных членов царственных семей, но за исключением виселиц и сожженных кораблей в порту, в городе, по сравнению с днем, предшествующим похищению, ничего не изменилось. Если судить, находясь снаружи городских стен Эбу Дар. Эгинин предположила, что поиски ведутся, но в глубочайшем секрете, и большинство шончан даже не знают о пропаже Туон. Такое событие, по ее объяснениям, способно всколыхнуть всю Империю, и будет плохим предзнаменованием для всего Возвращения, а также потерей сей’тар. Было похоже, что сама она твердо верит в это объяснение, но Мэт на это бы ни за что не купился. Шончан конечно странный народ, но никто не может быть странным настолько! От подобной тишины в Эбу Дар у него зудела вся кожа. Он чувствовал, что эта тишина скрывает западню. Когда они выбрались на Большой Северный тракт, он был рад, что низкие холмы закрыли от него город.