Мэт натянул свою шляпу пониже на глаза. Все еще ни следа костей. Он старался не думать о том, сколько раз его чуть не убили без всякого вмешательства костей. Но они, конечно, окажутся на месте, едва возникнет реальная опасность. Ну конечно, как же иначе?
Он не сделал и пары шагов ко входу, как Эгинин нагнала его и обняла за талию. Он притормозил, зло уставившись на нее. Она сопротивлялась его приказам, как форель борется с рыбаком, но это была не простое упрямство. — «Ты думаешь, что ты делаешь? Что если этот офицер узнает тебя?» Это казалось столь же невероятным, как присутствие на представлении Тайлин, но нужно испробовать все на свете, что способно заставить ее уйти.
«А почему этот парень должен быть кем-то кого я знаю?» — усмехнулась она. — «У меня нет…», — ее лицо скривилось на какую-то секунду, — «не было друзей на этой стороне океана, а уж в Эбу Дар и подавно». Она прикоснулась к кончикам прядей парика на груди. «Все равно, в этом даже родная мать меня не узнает». К концу фразы ее голос поблек.
Если бы он продолжил с той же силой сжимать челюсти, то сломал бы зубы. Стоять здесь, продолжая убеждать ее не ходить, было бесполезно. Но то, что это происходило бы прямо на пути у этих шончан, изменило его мнение. «Ни на кого не пялься», — предупредил он ее. «Даже не смотри на них».
«Я — скромная эбударка», — сказала она с вызовом, — «ты можешь сам с ними разговаривать». Она сказала это как предупреждение. Свет! Когда женщины не пытаются ничего приукрашивать, все на свете превращается в грубость, а Эгинин никогда ничего не сглаживала. Он определенно рискует потерять зубы.
Сразу за входом начиналась главная улица труппы, петляющая среди фургонов, похожих на фургоны Лудильщиков — небольшие дома на колесах, с оглоблями напротив сидения возницы, окруженные большими, размером с небольшой дом, палатками. Большая часть фургонов была ярко раскрашена во все оттенки красного, желтого, синего или зеленого. Многие были полосатыми, и палатки тоже не уступали им в пестроте расцветки. Тут и там над улицей возвышались деревянные платформы для представления. Это цветное безумие выглядело довольно неряшливо. Широкое поле истоптанной тысячью ног грязи действительно было главной улицей, одной из нескольких, пересекающих лагерь поперек. Ветер разносил слабеющие клубы дыма из дымоходов, поднимающиеся над крышами фургонов и некоторых палаток. Большая часть труппы, наверное, еще завтракала или даже не вылезала из кроватей. Они, как правило, вставали поздно — и это правило Мэт полностью одобрял — и никто не собирался мерзнуть на улице, готовя себе завтрак на походном костре. Единственным человеком снаружи оказалась Алудра. Она в своем зеленом платье с высоко закатанными рукавами что-то старательно перетирала в ступке бронзовым пестиком на столике, который поставила в стороне от своего синего фургона в самом забытом углу улицы.
Увлеченная работой стройная тарабонка не замечала Эгинин и Мэта. А он не смог удержаться, чтобы не взглянуть на нее. С темными косами, свисающими до пояса и украшенными бисером, Алудра была, возможно, самым экзотическим чудом Люка. Он рекламировал ее как Иллюминатора, и в отличие от прочих его чудес и исполнителей, она действительно была тем, кем была, хотя Люка, похоже, в это не верил. Мэту стало интересно, что она делает. И могло ли это взрываться. Она обещала раскрыть ему тайну фейерверка, если он сможет ответить на ее загадку. Но пока еще его не озарило ее решение. Но он обязательно решит. Так или иначе.
Эгинин ткнула жестким пальцем ему под ребра. — «Мы вроде бы должны казаться любовниками, как ты постоянно мне твердишь», — прорычала она ему на ухо. — «А кто в это поверит, если ты сам продолжаешь пялиться на эту женщину, словно голодный?»
Мэт сладко улыбнулся. «Я всегда смотрю на симпатичных женщин, если ты не заметила». Теребя свой шарф резче обычного, она униженно заворчала, что его полностью удовлетворило. Ее щепетильность проявлялась время от времени. Эгинин сбежала от прошлой жизни, но все еще была шончанкой, и знала о нем больше, чем ему хотелось. И он не собирался доверять ей все свои секреты. Даже те, которые он сам не еще разгадал.
Фургон Люка стоял в самом центре лагеря на самом удобном месте, на максимальном удалении от запаха из клеток и стойл, расположенных за холщовыми стенами. Фургон был пестрым даже по сравнению с другими в труппе, красно-синего цвета, сияющий свежим лаком и золотом звезд и комет. Под крышей по всему борту были изображены все фазы луны. Даже труба была выкрашена красно-синими полосами. Лудильщики бы лопнули от зависти. С одной стороны фургона возле своих лошадей, сверкая лакированными шлемами, стояли две шеренги шончанских солдат, наклонивших свои копья под одинаковым углом. Один из солдат держал под уздцы вторую лошадь, прекрасного темного мерина с сильными бедрами и хорошими лодыжками. Сине-зеленые нагрудники солдат по сравнению с фургоном Люка казались тусклыми.
Мэт не удивился, увидев, что он не один заинтересовался солдатами. В тридцати шагах от них, в темной шляпе, прикрывшей обритую голову, возле колеса зеленого фургона, принадлежащего Петре и Кларин, на корточках сидел Бэйл Домон. Спящие собаки Кларин лежали под фургоном. Полный иллианец старательно строгал лучины, но все чего он добился — была скромная горка щепок у его ног. Мэту хотелось чтобы парень отпустил усы чтобы прикрыть его верхнюю губу или совсем сбрил бороду. Кто-нибудь мог бы связать иллианца с Эгинин. Блаэрик Негина, высокий парень, стоявший прислонившись к фургону, словно составляя компанию Домону, без колебаний избавился от шайнарского хохолка, чтобы не привлекать внимания шончан. Хотя он проводил рукой по щетине, прораставшей на его голове так же часто, как Эгинин проверяла свой парик. Возможно, ему тоже следует носить шляпу.
В своих темных куртках с потрепанными манжетами и в стоптанных сапогах для непосвященных оба могли сойти за актеров, или за конюхов, но только не для самих актеров. Они старательно пытались наблюдать за шончан незаметно, но у Блаэрикаэто получалось лучше. Чего еще можно было ожидать от Стража. Со стороны казалось, что он полностью сосредоточился на работе Домона, если бы не почти случайные взгляды, бросаемые им в сторону солдат. Домон же, когда не впивался взглядом в полено в своей руке, словно приказывая ему превратиться в самое приятное на свете времяпровождение, хмурился в сторону шончан. Парень слишком близко к сердцу принимал свои обязанности со’джин.
Мэт постарался прикинуть, как бы незаметно пробраться к фургону мимо солдат, когда дверь фургона распахнулась, и из нее спустился вниз светловолосый офицер, прилаживая на голову шлем с тонким, синим пером, едва его нога очутилась на земле. Люка показался следом, в великолепном красном кафтане с золотым сложным шитьем в виде пышных цветов. У Люка было как минимум две дюжины кафтанов. Все были красными и один безвкуснее другого. Хорошо еще, что его фургон был самым просторным в труппе, иначе ему пришлось бы возить их где-нибудь еще.
Не обращая внимания на Люка, офицер запрыгнул в седло своего мерина и пролаял приказ, отправивший солдат в седла и сформировавший из них колонну по двое, которая медленным шагом двинулась в сторону выхода. Люка остался стоять с приклеенной улыбкой на лице, наблюдая за их отъездом и кланяясь в их сторону, если бы кто-нибудь из них захотел обернуться.
Мэт остановился в стороне с открытым, словно от удивления ртом, наблюдая, как уезжают солдаты. Ни один из них не обратил на него малейшего внимания — офицер смотрел точно прямо перед собой. Его солдаты поступили точно так же. Никто не обращает внимания на людей, которые выглядят обычными мужланами, и, тем более, не запоминает.
К его удивлению Эгинин смотрела в землю под ногами, прижимая свой шарф к подбородку, пока последний всадник не проехал мимо. Подняв голову, чтобы заметить их удаляющиеся спины, она на секунду скривила губы. «Кажется, я действительно знаю этого парнишку», — сказала она, слегка растягивая слова. «Я доставила его в Фалме на Бесстрашном. Его слуга умер посреди пути и он решил, что может воспользоваться кем-нибудь из моей команды. Я поставила его на место. Можно было подумать, что он действительно Благородный, глядя на тот шум, который он тогда поднял».