«Если Вы просите, чтобы мы боролись за Арад Доман», — раздался один голос вышеупомянутых остальных, — «тогда спросите нас!». Мужчины, назвавшие клятвы, теперь сердито бормотали едва слышные проклятия.
Скрывая удовольствие за мягкой улыбкой, Итуралде обернулся, чтобы встретиться с говорившим с другой стороны комнаты. Тарабонец был худым мужчиной, с острым носом, который выглядывал из-под вуали. Его глаза были тверды, но тем не менее остры. Часть остальных Тарабонцев хмурилась, как будто были им недовольны, так что казалось, что у них нет никого лидера больше чем Домани, но он говорил. Итуралде надеялся на клятвы, которые он получил, но не они были необходимы для его плана. Тарабонцы были ему нужны. По крайней мере, они увеличивали вероятность его успеха в сто раз. Он вежливо, с поклоном обратился к человеку.
«Мой господин, Я предлагаю Вам шанс бороться за Тарабон. Айил создает много беспорядка на равнине — беженцы говорят об этом. Скажите мне, сможет ли маленький отряд ваших людей — человек сто, возможно двести — пересечь равнину в этом беспорядке и попасть в Тарабон, если их доспехи будут отмечены полосами, как у тех, кто идет на стороне Шончан?»
Казалось невозможном, чтобы лицо Тарабонца вытянулось еще больше, но все же так и было. Люди за его спиной сердито забормотали проклятия. На север дошло достаточно вестей, чтобы знать о новых Короле и Панархе посаженных на их троны Шончан и про клятвы верности Императрице с той стороны Океана Арит. Они не любили напоминания о том, сколько из их соотечественников теперь сражалось для этой Императрицы. Большинство «Шончан» на Равнине Алмот были тарабонцы.
«Что хорошего может сделать маленький отряд?» — прорычал высокомерно один худой.
«Немного хорошего», — Итуралде ответил. «Но если будет пятьдесят таких отрядов? Сто?» Эти Тарабонцы могут иметь столько людей, все говорят. «Если они все ударят в один и тот же день, все через Тарабон? Я сам поехал бы с ними, а так же многие из моих людей, если будут в тарабонских доспехах. Так, что Вы будете знать, что это — не просто хитрость, чтобы избавиться от Вас.»
Позади него, Домани начали громко возражать. Вакеда был громче всех, если в это можно было бы поверить! План Волка был очень хорош, но они хотели бы, чтобы Волк сам их возглавил. Большинство тарабонцев начало спорить между собой, сможет ли такое количество солдат пересечь равнину без того, чтобы быть обнаруженными, даже такими маленькими отрядами, и что такого хорошего, если такое вообще имеются, они могли бы сделать в Тарабоне такими маленькими отрядами, желают ли они носить доспехи, отмеченные полосами Шончан. Тарабонцы спорили так же горячо как Салдейцы, и даже горячее. Только не остроносый. Он стойко встретил пристальный взгляд Итуралде. И ответил небольшим поклоном. Было тяжело сказать, за этими толстыми усами, но Итуралде подумал, что тот улыбнулся.
Последняя тяжесть отлегла с плеч Итуралде. Парень не согласился бы, пока другие спорили, не был ли он большим лидером среди них, чем казался? Другие придут тоже, он был уверен. Они пойдут на юг с ним в сердце того, что Шончан считают своей собственностью, и ударят прямо в их лицо. Тарабонцы потом захотят остаться, естественно, и продолжить борьбу за их собственную родину. Он и не мог бы ожидать от них ничто большего. Некоторые разбегутся, но несколько тысяч, которых он сможет собрать вернуться обратно на север снова, пройдя весь длинный путь поперек Равнины Алмот. Если Свет будет помогать, яростно преследуемые Шончан.
Он вернул улыбку Тарабонцу, если это была улыбка. При удаче, разъяренные генералы не увидят, куда он ведет их, пока для них не будет слишком поздно. И если так и будет… Хорошо, у него имеется второй план.
Эмон Валда, завернулся в плащ покрепче, продираясь сквозь снег среди деревьев. Холод и тишина вокруг, лишь ветер поет в опушенных снегом ветках. Обманчиво тихо в темно-сером свете. Ветер продувал толстую белую шерсть как сквозь сито, пробирая до костей. Лагерь, раскинувшийся в лесу вокруг, был слишком тих. Движение давало хоть немного тепла, но здесь мужчины собирались в кучи, вместо того чтобы двигаться.
Он резко остановился посреди своих следов, морща нос от внезапного зловония, заполнившего рот, словно двадцать навозных куч, кишащих паразитами. Он не прикрыл нос платком; вместо этого он нахмурился. В лагере чувствовался недостаток точности, которую он предпочитал. Палатки были разбросаны как попало там, где ветки наверху становились гуще, лошади были привязаны рядом, а не огорожены должным образом в коновязи. Это был вид лени, который вел к грязи. Без контроля солдаты прятали бы лошадиный помет всего под несколькими лопатами грязи, чтобы разделаться с этим неблагодарным занятием быстрее, и рыли бы уборные там, куда они не должны будут далеко идти по холоду. Любой его офицер, который позволил бы такое, немедленно перестал бы быть офицером, и сам научился пользоваться лопатой. Он рассматривал лагерь, ища источник запаха, когда внезапно запах исчез. Ветер не изменялся; только вонь исчезла. Пораженный он стоял в течение всего одного мгновения. Продолжив путь, он нахмурился еще сильнее. Зловоние откуда-то появилось. Он нашел бы откуда, раз дисциплина ухудшилась, и придумал бы как преподать им урок. Дисциплина сейчас должна быть усилена, более чем когда-либо.
На краю широкой поляны, он снова остановился. Снег на поляне был гладким и без следов, несмотря на лагерь вокруг. Обернувшись назад сквозь деревья, он посмотрел в небо. Несущиеся серые облака скрыли полуденное солнце. Внезапное движение заставило его затаить дыхание прежде, чем он понял, что это была только птица, какая-то маленькая коричневая пичуга, опасающаяся ястребов и поэтому летящая низко. Он горько рассмеялся. Всего месяц прошел с момента, когда Проклятые Светом Шончан проглотили Амадор и Цетадель Света в одном невероятном большом глотке, но он приобрел новые привычки. Мудрые учатся, в то время как дураки…
Айлрон был дураком, набитым старыми рассказами о славе, забытой столетья назад, и новой надеждой на завоевание реальной власти для его короны. Он отказывался видеть реальность перед глазами, а Катастрофа Айлрона — всего лишь итог. Валда слышал, что ее назвали Битва Джерамэля, только горстка полуголых амадийских лордов смогла убежать, все еще дрожащих от ужаса, но все же все еще пытающихся сделать хорошую мину при плохой игре. Ему было интересно, что вопил Айлрон, когда ручные ведьмы Шончан начали рвать его стройные порядки на проклятые лоскутки. Он сам все еще видел, как земля взметалась фонтанами огня. Он видел это во всех своих снах. Теперь Айлрон мертв, отрезан при попытке сбежать с поля, и его отрубленная голова теперь болтается на копье какого-нибудь тарабонца. Подходящая смерть для дурака. С другой стороны, у него было более чем девять тысяч Детей Света, сплоченных вокруг него. Человек, который видит ясно в такое время, может больше преуспеть.
На дальней стороне поляны, уже почти среди деревьев, стоял грубый дом, который когда-то принадлежал угольщику, однокомнатная дыра с сорняками сосулек, в промежутках между камнями. Судя по всему, парень бросил его уже давно — части соломенной крыши опасно просела, а узкие окна, когда-то затянутые неизвестно чем теперь были закрыты темными одеялами. Две часовых стояли возле плохо закрывающейся деревянной двери — здоровые мужики с крюком алого посоха позади золотой вспышки солнца на плащах. Они обхватили себя руками и притопывали ногами чтобы не замерзнуть. Ни один, наверное, не сможет вовремя достать до меча, чтобы дать отпор, будь Валда врагом. Вопрошающие любят работать в закрытом помещении.
Их лица превратились в камень, едва они увидели, что он приближается. Ни один не выразил больше, чем равнодушное приветствие. Только не для человека без крюка посоха, даже если он был Лордом Капитан-Комондором Детей. Один открыл свой рот, как будто хотел задать вопрос о цели визита Валды, но Валда прошел меж ними и толкнул приоткрытую грубую дверь. По крайней мере, они не попытались его остановить. Если бы они посмели, он убил бы их обоих.
Когда он вошел, Асунава поднял взгляд от кривого стола, где он просматривал маленькую книгу, одна сухая рука, вцепилась в дымящийся оловянный кубок, который испускал аромат специй. Его стул с решетчатой спинкой, единственный еще предмет мебели в комнате, казалось вот-вот развалится, хотя кто-то укрепил его кожаными ремнями. Валда сжал зубы, чтобы сдержать усмешку. Высокий Инквизитор Руки Света потребовал настоящую крышу, а не палатку, даже если она соломенная и очень нуждалась в ремонте, и теплое вино, когда никто еще не пробовал никакого вина уже неделю. Небольшой огонь горел в каменном очаге, давая скудное тепло. Даже разведение огня для приготовления пищи было запрещено еще до Катастрофы, чтобы не дать дыму выдать их положение. Однако, хотя большинство Детей презирало Вопрошающих, они хранили к Асунаве странное уважение, словно отождествляли его седые волосы и лицо мученика со всеми идеалами Детей Света. Это для Валды сначала было сюрпризом; он был неуверен, знал ли об этом сам Асунава. В любом случае, здесь было достаточно Вопрошающих, чтобы доставить неприятности. Ничего, с чем он не смог бы справиться, но было бы лучше всего избегать любых неприятностей. Пока.