Она всегда должна это помнить. Часть Аша'манов могли верить, что Айз Седай покорились своей участи, но только дурак мог подумать, что пятьдесят одна Сестра, которые были насильственно связаны узами, покоряться, а Логайн не был дураком. Кроме того, он знал, что их послали, чтобы уничтожить Черную Башню. И если он узнает, что они все еще пробуют найти способ уничтожить сотню мужчин, способных направлять… Свет, для таких беспомощных как они, всего один приказ мог бы не оставить от них никаких следов! И ничего не сделать, чтобы помешать Черной Башне. Она никак не могла понять, почему этот приказ не был дан из простой предосторожности. Они должны победить. Всего одна неудача, и мир обречен.
Логайн обернулся в седле, сильная, широкоплечая фигура в хорошо сидящем кафтане темном как смоль, без единого светлого пятнышка, кроме серебряного Меча и красно-золотого Дракона на высоком воротнике. Его черный плащ был отброшен назад, словно он не позволял холоду его коснуться. Так оно и было. Эти мужчины, кажется, думали, что они должны все время сражаться со всем миром. Он ей улыбнулся — успокаивающе — и она моргнула. Она позволила слишком сильному беспокойству проскользнуть на его конец уз? Это был очень тонкий танец, пытаться управлять своими эмоциями, представлять только правильные ответы. Это почти походило на Испытания на Шаль, где каждый поток должен был быть точно сплетен, без малейшего колебания, несмотря на любые попытки отвлечь; только это испытание все продолжалось, продолжалось и продолжалось.
Он перевел свой взгляд на Тувин, и Габрелле тихо вздохнула. Всего лишь улыбка. Знак общительности. Он часто бывал приятен. Он, возможно, даже был бы привлекателен, если бы не то, кем он был.
Улыбка Тувин просияла ему в ответ, и Габрелле вынуждена была удержать себя чтобы не упасть с коня от удивления. Натянув капюшон пониже, как бы поправляя его от холода, так чтобы его край прикрыл ее лицо, она смогла тайно наблюдать за Красной Сестрой.
Все, что она знала о другой женщине, говорило ей, что та похоронила свою ненависть в слишком мелкой могиле, если вообще похоронила, и Тувин ненавидела мужчин, способных направить так же глубоко, как любая прочая Красная, когда-либо встречавшаяся Габрелле. Все Красные обязаны презирать Логайна Аблара, особенно после заявлений, которые он делал о том, что сама Красная Айя заставила его стать Лжедраконом. Он мог бы теперь навеки замолчать, но рана уже нанесена. Среди плененных с ними Сестер были такие, кто смотрел на Красных, словно думал, что они, по крайней мере, попались в свою собственную ловушку. А Тувин с ним почти что кокетничает.
Габрелле озадаченно закусила губу. Дезандра и Лемай приказывали, это верно, каждой Сестре постараться установить с Аша'манами, которые связали их узами, близкие отношения — мужчины должны успокоиться прежде, чем сестры смогут сделать что-нибудь полезное — но Тувин открыто противилась приказам от любой Сестры. Она терпеть не может им уступать, и отказалась, хотя Лемай была тоже Красной, неважно, что сама предложила так сделать. Или от того, что никто больше не признавал ее авторитет, после того как она завела всех в ловушку. Этого она тоже не может стерпеть. Но все же она улыбалась в ответ на улыбку Логайна.
Как же Логайн может быть на другом конце ее уз и принимать ее улыбку за правду, а не трюк? Габрелле уже сталкивалась с этой загадкой прежде, так и не приблизившись к ее разгадке. Он знал слишком много о Тувин. Знать цвет ее Айя, уже должно было быть достаточно. И все же Габрелле, когда он смотрел на Красную сестру, чувствовала в нем меньше подозрительности чем, когда он смотрел на нее. Он совсем не был простодушен. Этот мужчина подозревал, кажется, всех. Но любую из Сестер меньше, чем некоторых Аша'манов. Что также было совершенно бессмысленно, .
Он не дурак, напомнила она себе. Тогда почему? И, также, почему Тувин так себя ведет? В чем ее интрига? Внезапно, Тувин также тепло улыбнулась и ей и заговорила, будто она высказала, по крайней мере, один из ее вопросов вслух.
«С тобой рядом», — прошептала она на выдохе, — «он беспокоится только обо мне. Ты сделала его своим пленником, Сестра».
Пойманная врасплох, Габрелле помимо воли покраснела. Тувин никогда не заводила бесед, и сказать, что она не одобряла отношения Габрелле с Логайном, было решительным преуменьшением. Его совращение казалось слишком очевидным способом быть с ним всегда рядом, чтобы изучать его планы и слабости. В конце концов, даже если он Аша'ман, то она-то была Айз Седай еще до его рождения, и она уже не была девственницей, когда их захватили. Он так удивился, когда понял, что она с ним делает, что она почти решила, что это он девственник. Или ее дурачит. Игры доманийек, оказалось, скрывают массу сюрпризов и ловушек. Худшую из всех она никогда не смогла бы показать ни кому. Она очень боялась, что Тувин что-либо узнает, по крайней мере частично. Но тогда каждая сестра, последовавшая за ее примером, должна знать, и она думала что кое-кто знает. Никто не говорил о проблеме, и никто, конечно, не пытался. Логайн умеет маскировать узы, даже в худшем случае она верила, что смогла бы его найти, однако это хорошо скрывает его чувства, но иногда, когда они делили постель, он позволяет маскировке исчезнуть. Как бы сказать по мягче, результаты просто… разрушительные. Невозможно сохранять спокойствие, а тогда, и никакого спокойного изучения. Не остается причин.
Поспешно она снова вызвала в памяти образ снежного пейзажа. Деревья, валуны и гладкий, белый снег. Гладкий, холодный снег.
Логайн не оглянулся назад, и не выдавал вообще никакого колебания, но узы сказали ей, что он знал о ее минутной потере контроля. Мужчину переполнило самодовольство! И удовлетворение! Но все, что она могла сделать, это сдержаться. Но он-то наверное ждал, что она закипит, что он сгорел! Он должен был знать, что она с ним чувствовала. Разрешив своему гневу разгореться, она только увеличила его удовлетворение! И он даже не пытался это скрыть! Тувин нацепила маленькую, удовлетворенную улыбку, заметила Габрелле, но только на мгновение, задалась вопросом «от чего».
В их распоряжении было целое утро, но сейчас сквозь деревья появился еще один всадник, мужчина в не менее черном плаще, который повернул свою лошадь в их направлении, когда их заметил, и ударил каблуками сапог в бока животного, посылая его быстрее, несмотря на снег. Логайн натянул уздечку, чтобы его подождать, образец спокойствия, и Габрелле напряглась, стараясь затормозить свою лошадь рядом. Ощущения, которые доносились сквозь связь, изменились. Теперь это было напряжение волка, готового к прыжку. Она ожидала увидеть, как его рука ляжет на рукоять меча, но вместо этого она расслабленно успокоилась на луке седла.
Вновь прибывший был почти таким же высоким, как и Логайн, с волнами золотых волос на широких плечах и с победной улыбкой. Она подозревала, он знает, что это победная улыбка. Он был слишком красив, чтобы не знать, намного красивее Логайна. Удары молотом жизни укрепили лицо Логайна, но оставили свои вмятины. Этот же молодой человек был еще гладок. Однако, Меч и Дракон уде украсили воротник его кафтана. Он изучал Сестер яркими синими глазами.
«Ты спишь с ними обоими, Логайн?» — сказал он глубоким голосом. — «Пухленькая на мой взгляд смотрит слишком холодно, но другая кажется погорячее». Тувин сердито зашипела, а Габрелле сжала зубы. Она не делала никакой тайны из того, что она делала — она не была кайриенкой, чтобы скрываться или стыдиться , но это не подразумевало, что она ждет, что над ней будут насмехаться. Хуже всего, мужчина принимал их за шлюх из таверны!
«Постарайся не дать мне услышать этого снова, Мишраэль» — спокойно сказал Логайн, и она поняла, что узы снова изменились. Это был холод, такой холод, что снег покажется теплым. Такой холод, что даже могила кажется теплой. Она слышала это имя прежде — Атал Мишраэль — и чувствовала в Логайне недоверие, когда он его произносил. Гораздо большее, чем-то, что он чувствовал к ней или к Тувин, это было желание убийства. Это было почти смешно. Мужчина держал ее в плену, но все же он был готов на насилие, чтобы защитить ее репутацию? Часть ее действительно хотела рассмеяться, но она припрятала эту информацию. Любая мелочь могла быть полезна.
Младший мужчина не подал никаких признаков, что услышал угрозу. Его улыбка даже не поколебалась.