Порыв холодного ветра проник под куртку Мэта, заставив его поежиться.
– И надень куртку, холодно! – добавил он вслед мальчику, уже нырнувшему в палатку.
Шуршание и скрип, донесшиеся изнутри, сказали ему, что Олвер принялся за работу, в куртке или без нее, но Тера продолжала сгорбившись сидеть у входа, поглядывая на Мэта. Похоже, о парне заботился лишь Мэт Коутон, а всем остальным он хоть был, хоть нет.
Когда Олвер исчез в палатке, Эгинин снова подступила к Мэту, уперев кулаки в бока, и он застонал про себя.
– Пришло время определиться, Коутон, – жестко произнесла она. – Прямо сейчас. Я не допущу, чтобы наше путешествие пошло прахом из-за того, что ты отдаешь распоряжения, идущие вразрез с моими приказаниями.
– Здесь нечего определяться, – ответил он. – Я не нанимался служить тебе, насколько я помню. – Ее лицо умудрилось каким-то образом стать еще жестче, – видимо, это означало, что Эгинин считает иначе. Эта женщина была цепкой, как кусающая черепаха, но должен же быть какой-то способ разжать ее челюсти! Видит Свет, он совсем не хотел оставаться наедине с костями, катающимися в его черепе, но это все же лучше, чем слушать их грохот, одновременно споря с Эгинин. – Я хочу повидать Туон, пока мы не тронулись в путь.
Слова сами сорвались с языка, прежде чем он успел как следует подумать. И Мэт догадался, что они уже какое-то время были у него в голове, смутные и постепенно обретающие форму.
Кровь отлила от щек Эгинин при имени Туон, и Мэт услышал тихий вскрик Теры и хлопок задергиваемого полога палатки. Будучи собственностью Сюрот, бывший панарх переняла многие из обычаев шончан, а также многие из их табу. Эгинин, однако, была сделана из более твердого материала.
– Зачем? – требовательно спросила она и продолжила, не переводя дыхания, взволнованная и разъяренная одновременно: – Ты не должен так называть ее. Ты должен относиться к ней с почтением.
По крайней мере, следует быть твердым в отношении некоторых вещей.
Мэт усмехнулся, но Эгинин, казалось, не понимала, что здесь смешного. С почтением? Какое уж там почтение, если человеку заткнули кляпом рот и завернули его в настенную драпировку. Называй ее Туон, или верховной леди, или как-нибудь еще, это уже вряд ли можно изменить. Разумеется, Эгинин скорее предпочла бы говорить об освобождении дамани, чем о Туон. Если бы она могла сделать вид, что похищения вообще не было, она бы так и поступила – да она и пыталась, по чести говоря. О Свет, да ведь она пыталась игнорировать его в тот самый момент, когда оно происходило! В ее глазах любое другое преступление, какое она могла бы совершить, было сущим пустяком по сравнению с этим.
– Я хочу поговорить с ней, – сказал Мэт.
А почему бы и нет? Он должен это сделать рано или поздно. Люди уже бегали рысцой взад-вперед по узкой улочке – полуодетые мужчины в незаправленных рубашках и женщины с волосами, еще обернутыми ночными платками; некоторые вели в поводу лошадей, другие просто бегали кругами без всякого толка. Жилистый паренек чуть постарше Олвера пробежал мимо, делая колесо каждый раз, когда мог выискать в толпе хоть немножко свободного места, отрабатывая номер или, возможно, просто развлекаясь. Раздражительный соня так до сих пор и не появился из своего темно-зеленого фургона. «Грандиозное странствующее представление Валана Люка» не отправится в путь еще по крайней мере несколько часов. Времени было полно.
– Ты можешь пойти со мной, – предложил Мэт самым невинным тоном. Он должен был подумать об этом раньше.
Это предложение повергло Эгинин в настоящий столбняк. Было трудно поверить, что ее лицо может стать еще бледнее, но теперь в нем, похоже, вообще не осталось краски.
– Ты должен выказать ей все возможное почтение, – хрипло проговорила она, сжимая узел платка обеими руками, словно желая вдавить черный парик в голову. – Пойдем, Байл. Я должна убедиться, что мои вещи уложены как надо.
Домон замешкался, она же повернулась и поспешила сквозь толпу, не оглядываясь. Мэт настороженно наблюдал за Байлом. У него в памяти осталось лишь несколько смутных воспоминаний о побеге на корабле Домона, но и только. Том дружил с Домоном, и это очко в пользу иллианца, однако он был предан Эгинин настолько, что ради нее пошел бы на убийство и готов был поддерживать ее во всем, вплоть до неприязни к Джуилину, поэтому Мэт доверял ему не больше, чем ей. То есть не очень-то доверял. У Эгинин и Домона были свои цели, и их не волновало, сохранит ли Мэт Коутон свою шкуру целой или нет. Он сомневался, что Домон, в свою очередь, питает доверие к нему, но в настоящий момент у них обоих не было особого выбора.
– Да не покинет меня удача, – пробормотал Домон, скребя щетину над левым ухом, – что бы ты там ни задумал, ты маленько дал маху. Сдается мне, что она покрепче, чем тебе кажется.