– Ответь мне на один вопрос, Туон, – сказал он.
Ему послышалось, что Сеталль пробормотала: «Вот глупец». На скулах Селусии заиграли желваки, а в глазах Туон зажегся опасный огонек, но если она намерена продолжать называть его Игрушкой, то пусть его сожгут, если он будет награждать ее какими-то титулами.
– Сколько тебе лет?
Мэт слышал, что Туон была всего несколькими годами моложе его, но при взгляде на нее в это трудно было поверить.
К его изумлению, опасная искорка в ее глазах разгорелась пламенем. На этот раз это было не просто молнией. Таким взглядом можно испепелить на месте. Туон выпрямила плечи и вытянулась в полный рост – не слишком большой; Мэт сомневался, что она будет выше пяти футов, не вставая на цыпочки, как бы ни тянулась.
– Через пять месяцев наступит мой четырнадцатый день наречения истинного имени, – промолвила она, и ее голос никак нельзя было назвать холодным. По правде говоря, от него исходило больше жара, чем от печки. Мэт на секунду почувствовал, как в нем просыпается надежда, но она еще не закончила. – Ах да, вы же здесь сохраняете имена, данные при рождении, не так ли? Значит, это будет мой двадцатый день именин. Ты доволен, Игрушка? Ты опасался, что выкрал… ребенка? – Последнее слово она чуть ли не прошипела.
Мэт замахал перед собой руками, отчаянно отметая такое предположение. Если женщина начинает шипеть, как закипающий чайник, мужчина, у которого есть хоть какие-то мозги, должен придумать способ поскорее охладить ее. Туон сжимала чашку так крепко, что на тыльной стороне ладони выступили сухожилия, а ему не хотелось испытывать, перенесет ли его бедро еще одно падение на пол. По правде говоря, юноша не был уверен, так ли она хотела попасть в него в первый раз. Ее руки могли двигаться очень быстро.
– Я просто хотел знать, вот и все, – быстро проговорил Мэт. – Мне было любопытно, в конце концов. Мне самому лишь немного больше.
Двадцать. А он так надеялся, что она еще слишком молода, чтобы выйти замуж в ближайшие три-четыре года! Он готов был приветствовать все, что могло помешать свадьбе.
Наклонив голову, Туон некоторое время с подозрением изучала его, а затем швырнула чашку на кровать рядом с госпожой Анан и вновь уселась на табурет, уделив такое внимание расправлению своих необъятных шерстяных юбок, словно это было роскошное шелковое платье. Но при этом она продолжала внимательно рассматривать его сквозь свои длинные ресницы.
– Где твое кольцо? – требовательно спросила она.
Он машинально дотронулся большим пальцем левой руки до того места, где обычно находилось его продолговатое кольцо-печатка.
– Я не ношу его все время.
Еще бы, ведь все в Таразинском дворце знали о нем. Оно в любом случае слишком выделялось бы на фоне его грубой одежды бродяги. Даже печать на нем была не его собственная, просто пробная работа резчика. Удивительно, насколько его рука стала легкой без кольца. Слишком легкой. И странно, что он заметил это. Но, с другой стороны, почему бы и нет? О Свет, из-за этих костей он начинает шарахаться от каждой тени и подпрыгивать при каждом вздохе! Или, может быть, это из-за нее? Подобная мысль не приносила успокоения.
Мэт двинулся было к незанятой кровати, но Селусия метнулась к ней с такой быстротой, что позавидовал бы любой из акробатов, и распростерлась во весь рост, подперев рукой голову. При этом ее платок немного сбился, но она поспешно поправила его, не отрывая от Мэта взгляда, надменного и холодного, как у королевы. Он взглянул на вторую кровать, но госпожа Анан положила на нее свою довольно обширную вышивку, якобы для того, чтобы расправить юбки, ясно давая понять, что не собирается уступать ни единого дюйма. Чтоб ей сгореть, она ведет себя так, словно охраняет Туон от него! Женщины всегда держатся друг за дружку, так что у мужчины не остается ни единого шанса. Что ж, до сих пор он ухитрялся не давать Эгинин слишком уж командовать, и он не собирался позволять Сеталль Анан, или грудастой горничной, или великой и могучей верховной леди, треклятой Дочери Девяти растреклятых Лун, издеваться над собой! Правда, вряд ли он позволит себе отпихнуть кого-либо из них, чтобы освободить себе сиденье.
Облокотившись на шкафчик с выдвижными ящиками в ногах кровати, на которой сидела госпожа Анан, Мэт попытался придумать, что ему сказать. Он всегда без труда находил то, что нужно говорить женщинам, но сейчас его мозги были оглушены грохотом костей. Все три женщины смотрели на него с неодобрением – он только что не слышал, как они называют его трусом! – и поэтому Мэт просто улыбнулся. Женщины часто говорили ему, что у него улыбка победителя.