Удивительно, но Вакеда проревел свое согласие с равным энтузиазмом, а затем шторм голосов взорвался криками, что они пойдут за королевским знаменем, что они разобьют Шончан, и даже некоторые, что они последуют за Волком даже в Бездну Рока. Большинство были довольны, но не все, ради кого сюда прибыл Итуралде.
«Если Вы просите, чтобы мы боролись за Арад Доман», – раздался один голос вышеупомянутых остальных, – «тогда спросите нас!». Мужчины, выкрикивавшие клятвы, теперь сердито бормотали едва слышные проклятия.
Скрывая удовольствие за мягкой улыбкой, Итуралде обернулся, чтобы встретиться с говорившим, находившимся на другой стороне комнаты. Тарабонец был худым мужчиной с острым носом, который выглядывал из-под вуали. Его взгляд был спокойным, но, тем не менее, пронзительным. Часть тарабонцев хмурилась, словно были им недовольны, так что казалось, что у них нет лидера сильнее, чем домани. Но, тем не менее, он говорил. Итуралде надеялся на клятвы, которые он теперь получил, но не они были необходимы для его плана. Ему были нужны тарабонцы. По крайней мере, они увеличивали вероятность успеха в сто раз. Он вежливо, с поклоном обратился к человеку.
«Милорд, я предлагаю Вам шанс бороться за Тарабон. Айил создает много беспорядка на равнине – об этом говорят все беженцы. Скажите мне, сможет ли маленький отряд ваших людей – человек сто, возможно двести – пересечь равнину в этом беспорядке и попасть в Тарабон, если их доспехи будут отмечены полосами, как у тех, кто идет на стороне Шончан?»
Казалось невозможным, чтобы лицо тарабонца вытянулось больше, но все же так и случилось. Люди за его спиной сердито забормотали проклятия. На север доходило достаточно новостей, из которых можно было узнать о новом Короле и Панархе, посаженных на их троны силами Шончан, и про клятвы верности заокеанской Императрице. Они не любили напоминания о том, сколько их соотечественников теперь сражалось за эту Императрицу. Большинство «Шончан» на Равнине Алмот были тарабонцами.
«Что хорошего может сделать маленький отряд?» – прорычал высокомерно один худой.
«Немного хорошего», – ответил Итуралде. – «А если таких отрядов будет пятьдесят? Сто?» Все говорят, что у этих тарабонцев может набраться столько народа. – «Если они все ударят в один и тот же день, через Тарабон? Я бы и сам поехал с ними, а так же многие из моих людей, если они будут в тарабонских доспехах. Так, что Вы будете знать, что это – не просто хитрость, чтобы избавиться от Вас».
Позади него, доманийцы принялись громко возражать. И Вакеда был громче всех, если в такое возможно поверить! План Волка был очень хорош, но они хотели бы, чтобы их возглавил сам Волк. Большинство тарабонцев начало спор, сможет ли такое количество солдат пересечь равнину и остаться необнаруженными, даже такими маленькими отрядами. И что такого хорошего, если такое вообще имеется, они могли бы сделать в Тарабоне такими маленькими отрядами, и желают ли они носить доспехи, отмеченные полосами Шончан. Тарабонцы спорили так же горячо, как Салдейцы, и даже горячее. Но только не остроносый. Он стойко встретил пристальный взгляд Итуралде. И ответил небольшим поклоном. За толстыми усами было тяжело разобрать, но Итуралде решил, что тот улыбнулся.
Последняя тяжесть спала с плеч. Парень не стал бы соглашаться, пока остальные спорят, если только не являлся их лидером? Другие тоже придут, он был уверен. Они пойдут с ним на юг в сердце того, что Шончан считают своей собственностью, и ударят прямо им в лицо. Тарабонцы потом, естественно, захотят остаться и продолжить борьбу за их собственную родину. Он и не мог бы ожидать от них ничего большего. Некоторые разбегутся, но несколько тысяч, которых он сможет собрать, снова вернутся обратно на север, пройдя весь длинный путь через Равнину Алмот. Если Свет им поможет, то придя в ярость, Шончан станут их преследовать.
Он вернул улыбку Тарабонцу, если, конечно, то была улыбка. При удаче, разъяренные генералы не увидят, куда он их ведет, пока для них не будет слишком поздно. И если так и будет… Хорошо, тогда настанет черед приступить ко второй части плана.
Продираясь сквозь снег между деревьев, Эамон Валда посильнее завернулся в плащ. Вокруг стояли только холод и тишина – лишь ветер пел в опушенных снегом ветках. В сумраке притаилась обманчивая тишина. Ветер, пробирая до костей, продувал сквозь толстую белую шерсть, как сквозь сито. Лагерь, раскинувшийся в окружающем его лесу, был слишком тих. Движение давало хоть немного тепла, но здесь мужчины, почему-то, вместо того чтобы двигаться, собирались в кучи.
Он резко остановился посреди сугроба, морща нос от внезапно появившегося и заполнившего его нос и рот зловония, словно вокруг было целых двадцать навозных куч, кишащих паразитами. Он не прикрыл нос платком. Вместо этого он нахмурился. На его взгляд, в лагере чувствовался недостаток дисциплины. Палатки были разбросаны как попало там, где ветки на деревьях сверху росли погуще, лошади были привязаны рядом, а не огорожены должным образом в коновязи. Такой вид лени обычно вел к грязи. Без присмотра солдаты прятали бы лошадиный помет всего под несколькими лопатами земли, чтобы разделаться с этим неблагодарным занятием побыстрее, и рыли бы уборные там, куда они не должны будут далеко идти по холоду. Любой офицер его полка, который позволил бы такое разгильдяйство, немедленно перестал бы быть офицером, и сам научился пользоваться лопатой. Он рассматривал лагерь, ища источник запаха, когда внезапно запах исчез. Ветер не менялся; однако вонь исчезла. Пораженный, он стоял в течение всего одного мгновения. Продолжив путь, он нахмурился еще сильнее. Зловоние откуда-то появилось. Раз дисциплина ухудшилась, то он нашел бы ее источник, и придумал бы как преподать им урок. Сейчас дисциплина должна быть усилена как никогда.