Мэт остался стоять в стороне от дороги с открытым, словно от удивления ртом, и наблюдая, как проезжают мимо солдаты. Ни один из них так и не посмотрел на него – офицер смотрел точно прямо перед собой, его солдаты поступили точно так же – никто не обращает внимания на неотесанную деревенщину, и тем более, не запоминает.
К его удивлению Эгинин изучала землю перед своими туфлями, прижимая свой шарф к подбородку, пока последний всадник не проехал мимо. Подняв голову, чтобы проводить их удаляющиеся спины, она на мгновение скривила губы.
– Кажется, я действительно знаю этого юношу, – сказала она, слегка растягивая слова. – Я доставила его в Фалме на «Бесстрашном». Его слуга умер на полпути и он решил, что может воспользоваться кем-нибудь из моей команды. Я поставила его на место. Можно было подумать, что он действительно Благородный, глядя на тот шум, что он тогда поднял.
– Кровь и проклятый пепел, – выдохнул Мэт. Сколько людей встречалось с ней, что могли бы запомнить ее лицо? Эгинин не будет Эгинин, если их насчитывается меньше сотни. А он позволил ей разгуливать вокруг лишь напялив парик и сменив одежду для маскировки! Скорее с тысячей. Она способна вывести из себя даже камень.
Как бы то ни было, офицер уже уехал. Мэт медленно выдохнул. Его удача действительно все еще при нем. Время от времени, он думал, что лишь это не дает ему расплакаться как ребенку. Он направился к Люка, чтобы разузнать, чего от него хотели Шончан.
Домон и Блерик добрались до Люка одновременно с ним и Эгинин, и угрюмость Домона усилилась, едва он заметил руку Мэта, обнимающую Эгинин за плечи. Иллианец понимал необходимость этого притворства, или только говорил так, но все же весь его вид говорил, что они могли бы обойтись и без объятий. Едва Мэт убрал руку с ее плеч, – тут не перед кем было разыгрывать спектакль; Люка был в курсе их дел, – как Эгинин начала было отодвигаться от него, однако, бросив взгляд на Домона, вместо этого еще крепче обняла Мэта за талию, и все это не меняя выражения лица. Домон продолжал хмурить брови, но теперь уже глядя в землю перед собой. Мэт решил, что Шончан понять куда проще, чем женщин. Или, в данном случае, иллианцев.
– Лошади, – прорычал Люка еще до того, как Мэт остановился. Он окинул всех своим хмурым взглядом, но, в конце концов, сосредоточился на одном Мэте. Немного выше ростом, Люка выпрямился, чтобы смотреть на него сверху вниз. – Вот чего он хотел. Я показал ему нашу охранную грамоту с освобождением от конной лотереи, подписанную самой Верховной Леди Сюрот, но спросите меня, произвело ли это на него впечатление? Для него не имеет значения, что я спас высокопоставленную шончанку. – Женщина не была высокопоставленной, и все что он сделал для нее – просто позволил ей путешествовать вместе с ним в качестве участницы представления, но Люка всегда все преувеличивал с пользой для себя. – Все равно, я не знаю, как долго будет действительно это освобождение. Шончан чрезвычайно нужны лошади. И они могут отобрать их в любой момент! – Его лицо стало почти таким же пунцовым как его кафтан и он постоянно тыкал в Мэта пальцем. – Ты собирался забрать моих лошадей! Как я смогу перевозить свою труппу без лошадей? Ответь мне, если сможешь! Я уже был готов убраться отсюда, едва увидел это безумие в гавани, если бы ты не выкрутил мне руки. А теперь из-за тебя я потеряю голову! Я мог быть уже в сотне миль отсюда, если бы не вы, вломившиеся ко мне среди ночи и заманившие в ловушку с вашими безумными планами! Я не заработал здесь ни пенни. Три дня прошли, а посетителей было так мало, что я смог лишь однажды покормить животных! Полдня! Я должен был уехать месяц назад! Даже раньше! Должен был!
Мэт чуть не рассмеялся, когда Люка стал возмущаться по поводу лошадей. Лошади. Этим было все сказано; просто лошади. Кроме того, предположение, что перегруженные фургоны увезли бы труппу на сто миль за пять дней было столь же смехотворно, как и фургон Люка. Парень мог бы уехать месяц назад, или два, если бы не желание заполучить последний медяк у эбударцев и их завоевателей шончан. Что касается разговора шесть ночей назад, когда они прибыли, то он был спокойным, как падение с кровати.
Но вместо смеха Мэт положил руку на плечо Люка. Парень был тщеславен, как павлин, и жаден к тому же, но не было смысла сердить его еще больше.
– Думаешь, Люка, если бы ты уехал той ночью, то тебя никто бы не заподозрил? Да прежде чем ты отъехал бы на две лиги, шончан уже перетряхивали бы твои фургоны. Можно сказать, я спас тебя от этого. – Люка смотрел на него с возмущением. Некоторые не способны видеть дальше своего носа. – Так или иначе, ты можешь прекратить волноваться – как только вернется из города Том, мы сможем убраться так далеко отсюда, как ты захочешь.
Люка подпрыгнул так внезапно, что Мэт в тревоге отпрянул, но тот только сделал кульбит через голову, хохоча во все горло. Домон вытаращился на него, и даже Блерик смотрел во все глаза. Порой Люка вел себя точь-в-точь как надутый глупый индюк.
Люка только начал свой танец, как Эгинин оттащила Мэта подальше.
– Как только вернется Меррилин? Я приказала никому никуда не уходить! – Ее свирепый взгляд метался в холодной ярости между ним и Люка, холодной, но обжигающей. – Я жду исполнения моих приказов!
Люка неожиданно прекратил прыгать и посмотрел на нее краем глаза, затем внезапно отвесил ей поклон, так размахивая полами, что виден был сразу весь плащ. Можно было разглядеть даже детали вышивки на плаще. Люка полагал, что знает как вести дела с женщинами.
– Прикажите, моя дорогая леди, и я с радостью повинуюсь. – Выпрямившись, он пожал плечами и добавил извиняющимся тоном: – Но у мастера Коутона есть золото, и боюсь, что приказы золота пересиливают ваши.
Набитый золотыми монетами сундук Мэта, стоявший в его фургоне, и был тем инструментом для выкручивания рук, что должен был его убедить. Может, то, что Мэт был та'вереном и помогло, но при наличии достаточного количества золота Люка поможет похитить самого Темного.
Эгинин глубоко вздохнула, готовясь обругать Люка, но тот уже повернулся к ней спиной и взбегал вверх по ступеням, крича внутрь фургона:
– Лателле! Лателле! Мы должны немедленно всех предупредить! Мы наконец отправляемся, ровно через минуту после того, как вернется Меррилин! Хвала Свету!
Спустя мгновение он снова вернулся, стремительно слетев вниз по узким ступенькам, сопровождаемый своей женой, завернувшейся в черный плащ с вышитыми блестками. Женщина со строгим лицом, она сморщила нос при виде Мэта, словно учуяла неприятный запах, и одарила Эгинин взглядом, которым, наверное, заставляла своих ученых медведей залазить на деревья. Лателле не нравилась даже мысль о том, что женщина может убежать от мужа, даже когда она знала, что это ложь. К счастью, она по каким-то причинам доверяла Люка, и любила золото не меньше его. Люка помчался к ближайшему фургону и принялся барабанить в двери, Лателле делала тоже со следующим.
Не дожидаясь развития событий, Мэт поспешно двинулся по одному из боковых переулков. Более узкий чем главная улица, он вился среди таких же фургонов и палаток, плотно закрытых, чтобы не впускать холод, вверху над металлическими дымоходами струился дым. Платформ для исполнителей здесь не было, зато между некоторыми фургонами были натянуты веревки для сушки одежды, а на земле тут и там валялись деревянные игрушки. Эта улица предназначалась только для жилья, а ее узость мешала ходить посторонним.
Он двигался быстро, несмотря на бедро, – боль почти прошла, – но не прошел и десятка шагов как его догнали Эгинин и Домон. Блерик исчез, вероятно, отправился к Сестрам докладывать, что они все еще в безопасности и, наконец, уезжают. Айз Седай изображали обычных напуганных служанок, опасающихся того, что муж их госпожи найдет их, но они были уже по горло сыты своим фургоном, не говоря уже о необходимости делить его с сул'дам. Мэт заставил их держаться вместе, рассудив, что Айз Седай смогут присматривать за сул'дам, в то время как сул'дам будут удерживать Айз Седай за волосы. Так что Мэт был благодарен Блерику за избавление от необходимости наведаться в их фургон снова. То одна, то другая Сестра вызывали его четыре-пять раз за день с тех пор, как они покинули город, и он ходил, когда не мог этого избежать, хотя удовольствие было не из приятных.