Я взбил подушку, положил на нее культю, чтобы отек сошел, потом откинулся на спину и погрузился в размышления.
Не было ни малейших сомнений в том, что мать с отчимом влипли в жутко неприятную историю и с каждым днем будут погружаться в это болото все глубже и глубже.
Выход был прост, по крайней мере чисто теоретически: им надо собрать деньги, уплатить все налоги, сообщить о шантаже в полицию, ну а уж потом молиться, чтобы их простили.
Тогда шантажист не будет иметь над ними власти, возможно, полиция даже разыщет его, и удастся вернуть хотя бы часть денег. Но я сильно сомневался в таком исходе.
Итак, первым делом надо собрать миллион с лишним фунтов и передать эту сумму налоговой службе.
Легко сказать. А вот как сделать? Может, мне стоит ограбить банк?
Мать с отчимом нехотя признались в том, что дом вместе с конюшнями даже в условиях мирового финансового кризиса можно продать за два с половиной миллиона фунтов, это, конечно, если повезет. Но есть одна загвоздка. Дом заложен и перезаложен, а конюшни отданы под залоговое обеспечение банку, где они брали деньги в долг, чтобы продолжить бизнес.
Я вспоминал детали своего разговора с отчимом после того, как мать поднялась наверх, в спальню.
— Сколько всего у вас свободного капитала? — спросил я его.
— Около пятисот тысяч.
Я даже удивился — совсем немного.
— Но ведь тренерский бизнес на протяжении многих лет приносил очень хорошие деньги.
— Не такой уж он прибыльный, как тебе может показаться, к тому же прежде Джозефин норовила использовать любую прибыль для постройки новых стойл.
— Но почему тогда так мало свободных денег вложено в недвижимость?
— Родерик посоветовал увеличить заимствования, — ответил он. — Он считал, что деньги, связанные с недвижимостью, не работают должным образом. Прямо так и говорил, этими самыми словами: «Ваш капитал не работает на вас должным образом».
— Так как же тогда он советовал распорядиться свободными деньгами?
— Вкладывать в инвестиционный фонд, он был в нем очень заинтересован.
И снова я не поверил своим ушам.
— Ну а вы что же? — спросил я его.
— О, — сказал он, — мы так и сделали. Взяли еще денег под залог и инвестировали в фонд.
— Так что эти деньги в относительной безопасности? — с надеждой спросил я.
— К сожалению, именно этот фонд пострадал во время рецессии.
Для меня это не стало неприятным сюрпризом.
— Насколько сильно пострадал? — осведомился я.
— Боюсь, дела там совсем плохи, — ответил он. — Вообще-то фонд обанкротился еще в прошлом году.
— Но вы, разумеется, покрыли хотя бы часть убытков за счет государственной программы помощи и страховки?
— Увы, нет, — ответил он. — Это был какой-то оффшорный фонд.
— То есть хедж-фонд?
— Да, точно. Я помнил что-то такое, смутно. Слово, имеющее отношение к садоводству.[5]
Нет, это просто уму непостижимо. Я был потрясен его наивностью. К тому же малым утешением служил тот факт, что хедж-фонды назывались именно так, потому что изначально были призваны оградить от колебаний конъюнктуры биржевого рынка. Со временем намерение уменьшить риски трансформировалось в стратегию высоких рисков, помогающую получить огромные прибыли при устойчивом положении рынка или, напротив, разорить участников, если дела шли плохо. Недавний неожиданный кризис мировой экономики, начавшийся именно с банковского сектора, привел к тому, что банки стали отзывать свои вложения, и многие оффшорные свободные от налогов тихие банковские «пристани» просто смыло этой волной, а менеджеры хедж-фондов бросились искать себе новую работу.
— Но почему вы ни с кем больше не посоветовались? С независимым финансовым экспертом, кем-то в этом роде?
— Родерик сказал, это необязательно.
«Ну, конечно, что еще мог сказать Родерик. Очевидно, мистер Родерик Уорд заранее и с дальним прицелом наметил себе в жертвы мою самодовольную мать и ее беззаботного мужа».
— А вам не приходило в голову, что Родерик мог и ошибаться?
— Нет, — ответил он, несколько удивленный моим вопросом. — Родерик показывал нам брошюру, в ней описывалось, как разумно устроен фонд. Все выглядело просто потрясающе. Очень убедительно.
— Там остались хоть какие-то деньги?
— Я получил от них письмо, где говорилось, что они пытаются спасти хотя бы часть фондов и, как только будет результат, непременно уведомят инвесторов.
Отсюда я сделал вывод: у них ничего не осталось.
— И сколько же вы вложили в этот хедж-фонд? — спросил я и даже поежился в ожидании ответа.