Он выслушал молча. Ни радости, ни огорчения в его глазах чиновники не заметили. Но они оказались не в состоянии выдержать вспыхнувшего в его зрачках изумительного стального свечения, с трепетом и страхом в груди отвернулись от него и вышли в другую комнату конторы.
— Идемте, Кабанов! — слегка подтолкнул его начальник конвоя. И Кабанов, даже не взглянув на конвойных, пошел. "Теперь свобода мне особенно нужна, — подумал он. И пока его вели из тюремной конторы в камеру, в голове сложился новый план побега. — Приму все меры, чтобы сообщить его на волю, в комитет РСДРП. Надо учесть, что из 21-го смертника лишь четыре "помилованы". Но мы все должны жить и бороться. А в царскую милость не должны верить. Царь маневрирует. Он заменил смертную казнь заключенным каторгой лишь потому, что велик народный натиск. А тут еще социал-демократическая фракция государственной думы непрерывно разоблачает кровавую роль царизма своими запросами об участившихся казнях политических заключенных. Весь мир возмущен царизмом, вот и приходится ему проявлять акты "гуманности". Не верю и не верю. Буду бороться с царизмом, пока бьется мое сердце…"
…………………………………………………………………………………
В завязавшейся переписке заключенных, возглавляемых Никитой Кабановым, с Севастопольской организацией РСДРП, которую представляли Нина Николаевна и Константин Сергеевич, сложился компромиссный план: внутри тюрьмы заключенные разных политических взглядов — социал-демократы и анархисты, эсеры и эксисты из группы "Свобода внутри нас" объединились в общую группу прорыва. Во главе ее с диктаторскими полномочиями был утвержден Никита Кабанов.
Группа эта утверждала список лиц, подлежащих освобождению, определяла состав и назначение боевых "троек" — одни должны были подготовить быстрое снятие кандалов, другие — обеспечить захват дворика, с территории которого начнется побег заключенных, третьи — прикроют огнем из револьверов своих бегущих товарищей от возможного преследования.
На воле объединенную оперативную группу, в которую входили по два функционера от каждой из организаций, объединивших свои силы и средства для нападения на тюрьму, возглавлял Константин Сергеевич Цитович. В группу "Свобода внутри нас" был включен семнадцатилетний Александр Дмитриев, рекомендованный Петром Шиманским.
Координация связей между группами, снабжение боевиков оружием, а также передачу оружия заключенным возложили на Нину Николаевну Максимович. Через нее же отдавались Константином Сергеевичем все приказы по группе. Это делалось в целях наибольшей конспирации, чтобы полиция и жандармерия даже в случае очередного провала не вышли на след главного организатора нападения на тюрьму. Он был известен в оперативной группе лишь по кличке "Студент", но мало кто знал его в лицо или его настоящее имя, хотя сам он точно и глубоко знал о каждом члене руководимых им оперативных групп, каждому отводил лишь посильную роль.
Побег наметили совершить с территории дворика, проломив стену взрывом сильной мины в час прогулки заключенных. Так как передать мину в тюрьму было невозможно, согласились заложить ее снаружи.
Согласившись с этим планом, Никита Кабанов прислал вдруг дополнительное требование: обязательно передать ему с воли еще не менее трех револьверов с патронами. "Для прорыва и самозащиты это оружие нам абсолютно необходимо".
Два револьвера удалось передать через подкупленного надзирателя, продолжавшего регулярно посещать "явку" на пивном складе Исидора Полотая. Но внезапно этот надзиратель, упав с лестницы, сломал ногу и был помещен в больницу. А второй, уже раз сорвавший побег из-за своей трусости, и на этот раз, дрожа от страха и проливая слезы, что у него большая семья, и он не может рисковать, отказался выполнить просьбу о передаче оружия. Но он, в обмен на заверение Никиты, что не будет уничтожен или отнесен к провокаторам, рискнул передать через Полотая записку Никиты в адрес Нины Николаевны.
"У меня нет оружия, — писал Никита. — Револьвер передан товарищу из группы прикрытия. И мне выпал жребий быть в этой группе. Меня вы знаете: от своего жребия я не отступлюсь, хотя бы пришлось погибнуть уже на самом рубеже свободы. Буду уходить последним. Мне нужно оружие! Нужно, во что бы то ни стало. Метод передачи продумайте сами, но оружие должно быть у меня. Моя гибель без оружия может поколебать у многих веру в нашу способность к организации побегов… Вы меня понимаете! Да и вам, наверное, уже известно, что несколько провалов породили в людях неверие…"
Последнюю строку записки не удалось расшифровать, так как она была густо зачеркнута и подтерта, видимо, послюненным пальцем.