— Да, такие не предадут, — тихо сказал Константин. Перед его внутренним взором встал широкоплечий матрос Гаврюха, способный голыми руками раздвинуть прутья тюремной решетки и бросивший в свое время бомбу в коляску князя Думбадзе — палача расправы над восставшими очаковцами. Рядом с Гаврюхой — портовые рабочие Петя Шиманский и Николай Иванов, активисты РСДРП. Вместе с ними поклялись взорвать тюремную стену и освободить товарищей Дмитрий Яковлев из числа честных представителей социалистов-революционеров, а также "эксист" Шурка…
Не успел Константин перебрать их в памяти, они пришли наяву и в точно установленное время.
"Почему они такие точные и бесстрашные? — подзывая их сигналами к себе, подумал Константин. — Ведь предстоящая операция не сулит им богатства или наград. Она даже не гарантирует им жизни и свободы. Газетные листки и черносотенные соседи злобно травят таких людей, обзывают антиобщественными элементами за нежелание пьянствовать и молиться богу. И вот эти "покусители на основы нравственности и морали" владетелей дворянских привилегий пришли и бесстрашно глядят в глаза грядущей смерти, подчиняясь руководителю лишь потому, что он равен с ними перед смертельной опасностью, не ищет себе спасения за Урал-хребтом."
Вот худощавый парень, которому присвоена кличка "Стрела" за его непомерно высокий рост. Даже великан Гаврюха на целую голову ниже его. Светлые глаза парня, невыносимо грустное лицо его и даже торчащие из-под кепки космы льняных волос внушают сердцу Константина неодолимое доверие к "Стреле". Невеста этого парня, помогавшая матросу Акимову при стрельбе в адмирала Чухнина, осуждена и повешена.
Об этом Константин знал и не мог отказать "Стреле" в его просьбе поручить такое дело, чтобы священная месть его строю насилия была непосредственной и зримой.
— Хорошо, вам с Николаем Ивановым поручаю установить снаряд у стены, — сказал Константин. Лицо парня засияло, в глазах вместо погасшей грусти вспыхнул огонь отваги. Константин же продолжал: — И вы взорвете этот снаряд, как только дам сигнал. Остальные товарищи, если нет ко мне вопросов и не забыли, кому что надо делать, займите свои места. Наступает час нашего действия. Народ и партия ждут от нас непоколебимости и подвига!
…………………………………………………………………………………
Шел двенадцатый час дня 15 июня 1907 года. Город как бы плавился в раскаленном воздухе. Над сияющими крышами домов курилось прозрачное марево, будто сахарный раствор в чистой воде стакана.
Преодолевая боль в затылке и прикрывая ладонью мутящиеся от солнца и жары глаза, Нина Николаевна оставила постель и комнату.
"Мне нужна полная ясность, — карабкаясь на бугор, твердила она сама себе, чтобы выдержать и не упасть на склоне. — Я должна видеть своими глазами…"
С вершины бугра открывался вид на тюрьму и на бульвар, на стену, которая должна взлететь на воздух.
"Все, что там произойдет, должно исцелить меня или убить, — думала Нина Николаевна, лежа под солнцепеком на каменистом бугре. — Неудачу, гибель Константина я не переживу. Там, с ним и со всеми товарищами-боевиками, находится мое сердце и жизнь…"
Проверив еще раз расставленные посты, знание людьми своих задач и методов их исполнения, Константин отошел в самую опасную зону — на бульвар у тюрьмы.
Нина Николаевна не могла рассмотреть его в такой дали, но угадала по силуэту. И глядела на него столь пристально, что в глазах от напряжения кололо и резало, набегали слезы.
Константин поднял над головой кулак с зажатым в нем шелковым красным платком. Нина Николаевна знала, что в этом жесте (они его вместе придумали) кроется сигнал: "ПРИГОТОВИТЬСЯ!"
Из оврага осторожно вылезли Иванов со "Стрелой", неся за ручки большую корзину из прутьев. "Стрела" держался за заднюю ручку. Ковыляющая походка, подвязанные усы и борода делали его сильно похожим на утомленного долгой дорогой старика. И это входило в расчет: в случае опасности, Иванов должен был убежать с корзиной, а "Старику" предстояло или убедить охранников в своей безопасности или расстрелять их из спрятанного под подолом рубахи револьвера.
У тюремной стены, где помечено угольным крестиком по совету Нины Николаевны, "Стрела" пристроил сучковатую палку под некоторым углом за выступом контрфорса, чтобы палку не увидели со стороны тропинки. Иванов быстро повесил кошелку на сук так, что она плотно оперлась о стену. И оба они отползли за груду камней, оставшихся после наращивания стены по приказу из Петербурга.