Константин радовался полученному им сигналу, что снаряд уже у стены. Но одновременно в нем нарастала тревога: "Почему не подают товарищи из тюрьмы сигнал своей готовности? Без этого сигнала нельзя начинать, все полетит в прах, — кровь знойно стучала в висках и ушах. Временами наступала глухота, нарушалось нормальное течение мысли. Думалось вдруг, что расчеты неправильны, связь нарушена, предатель какой-нибудь выдал тайну готовящейся операции. — Неужели снова провал?"
И когда уже человеческие силы и психическое напряжение достигли предела, в оконце трижды метнулся кумач, как зажженный факел. Константин, глубоко вздохнув и расправив плечи, разжал поднятый кулак. Из него сухой красной кровью полилась в безветренном воздухе тонкая струя шелка.
Николай Иванов бросил через стену условленный камень во двор, откуда слышались приглушенные голоса. Заключенные обсуждали читаемую им Кабановым вслух книгу Гоголя "Вечера на хуторе близ Диканьки". Надзиратель стоял неподалеку, слушая и наблюдая. Он видел, что камень порхнул черным скворцом через стену, упал вблизи лежащих арестантов. Не зная, что это сигнал "приготовиться к взрыву и побегу", желая подольститься и понравиться заключенным, надзиратель зашумел:
— А-а-а, что делают фулиганы! И чего вы лежите под камнями? Фулиганы могут кого и поранить. Отойдите подальше от стены. Попрыгайте, повеселитесь, а то ведь скоро конец прогулке…
Заключенные не ответили. Они быстро распластались на земле, как солдаты под обстрелом противника.
В это мгновение "Стрела" бросился из-за камней к висящей за контрфорсом корзине.
Надзиратель рассвирепел, возбужденный ослушанием заключенных, закричал:
— Встать! Прекращаю прогулку!
"Стрела" слышал голос тюремщика. Чиркнув спичкой, поднес пламя к шнуру. "Разнесло бы тебя в куски! — со злостью подумал о надзирателе. — Еще кричит, мерзавец!"
Синий мохнатый дымок шустро скакнул через край кошелки, когда Иванов со "Стрелой" уже успели снова отбежать и упасть за грудой камней.
Но они не удержались, чтобы с открытыми глазами взглянуть на свою "работу".
К небу вскинулся широкий столб черно-сизого дыма. От тяжкого грохота, будто живая, колыхнулась со стоном земля. Кирпичи и камни из стены со свистом и шорохом промчались во все стороны. Воротообразная брешь в стене заклубилась дымом, заметалась красно-фиолетовыми языками пламени.
— Кандалы долой! — скомандовал Кабанов. В считанную секунду были сброшены заранее подпиленные вериги и ножные кандалы. Прозвучала новая команда: — Вперед, друзья! Я задержу часового и погоню!
Из огня и дыма начали прыгать через пролом люди, ощутив свободу. На бегу они сбивали с одежды пламя и дым.
Нина Николаевна плакала от радости и восторга. У нее сразу перестала болеть голова, к мускулам прилили новые силы. И захотелось ей обнять весь мир, в котором живет и действует ее Константин…
Во дворе началась перестрелка: Никита Кабанов, смертельно ранив часового, бросившегося в погоню за беглецами, отстреливался от наседающих на него подбежавших служителей тюрьмы.
Заставив их отступить и спрятаться от его огня, он последним бросился через пролом на свободу. Нагнав Бориса Мельникова, руководителя восстания артиллеристов, он сказал ему:
— Держись за мною к дому Зорькиных…
— Туда нельзя! — категорически преградил им дорогу эксист Шура Дмитриев. Он назвал пароль "По лезвию бритвы", что равнялось приказу "следовать беспрекословно за этим человеком". — Держитесь за мной, на Рудольфову гору. У нас на квартире умоетесь, переоденетесь, потом — дальше…Бляхер уже подготовил фаэтон…
Никита подчинился паролю "По лезвию бритвы", побежал за Дмитриевым.
В считанные минуты, получив документы и деньги, а также адреса, исчезли из района тюрьмы и другие беглецы, всего 21 человек. Но полиции удалось арестовать Гизера, соблазнившегося зайти к своей невесте, а Ушаков застрелился на улице Татарской слободке, отказавшись сдаться жандармам.
Проводив Кабанова с товарищами в дом рабочего морского завода Землянского, Шура Дмитриев взял на себя задачу охранять беглецов и самого Землянского, пока они не переправятся в дом Чиковых на Цыганской слободке, где во дворе находился не только фаэтон лучшего севастопольского извозчика Бляхера, но и другие экипажи.
И вдруг, когда экипажи должны были выехать со двора и направиться вместе с беглецами по намеченным маршрутам, появился неподалеку знакомый Дмитриеву агент севастопольского охранного отделения Георгий Карпов. Тот самый, по доносу которого Дмитриев уже был в прошлом задержан за высказывание среди жителей Севастополя против царя.