— Какие места разведали? — живо заинтересовалась Нина Николаевна. — Можешь начертить схему? Вот карандаш и бумага.
Иванов, хмуря клочковатые брови, начал чертить на листе кривую линию, некоторые контуры.
— Ежели по выходе из города повернуть направо — в сторону железнодорожных мастерских, вот сюда, — пояснял он, прочерчивая на бумаге карандашом, — то можно тропиночкой добраться до поворота проселочной дороги на хутор де Ля-Гарди. Но в хутор не заходить. Нужно вот так, огибая его слева, выйти к балке. Далее надо с четверть версты идти по самой средине балки вот так. — Карандаш бежал, оставляя на листе волнистую линию, местами — пунктирик. Вдруг Иванов начертил несколько кружочков, поставив в них точки, поднял глаза на с интересом наблюдавшую за ним Нину Николаевну и сказал: — Кружочками я обозначил сухие каменные колодцы на левом склоне балки. Понимаете?
— Понимаю, — кивнула Нина Николаевна. В колодцах можно спрятать типографские принадлежности, партийное имущество, наши записки, которые будут нужны новым поколениям. А вот не зальет ли все это дождевой водой?
— Мы с Ольгой заметили массу камней крупных и мелких вблизи колодцев. Много гранитной пыли, глины. Забросаем колодцы камнями, засыплем мелочью, сделаем холмик из пыли и глины. Через такую вечную крышу вода не попадет в колодцы. Да и не вечно же там быть погребенному партийному имуществу. Пройдут черные времена, мы его достанем. Сами еще попользуемся, нашим детям и внукам передадим в дар это наследство нашей молодости и революционной борьбы.
— Это хорошо, что надежды юношей питают, — полушутя, полусерьезно сказала Нина Николаевна и погладила ладонью плечо Иванова. — Но в каменных колодцах мы спрячем лишь шрифты и типографское оборудование, способное долго-долго ждать своего часа и нашего к нему возвращение. Что же касается письменных партийных документов и печати Комитета, некоторых факсимиле и наших записок о наблюдениях, переживаниях, событиях, то их следует укрыть отдельно от шрифтов и типографского оборудования. Дайте-ка мне карандаш. Я ведь тоже изучала здешние места…
Нина Николаевна прочертила вторую маршрутную линию, завершила ее овалом и поставила в овале точку.
— Помните, Николай, здесь имеется бассейн с золотыми рыбками?
— Конечно. Приходилось иногда наблюдать за ними или делать вид, что наблюдаю. Однажды наладился за мною шпик Дадалов. И вот я взял Ольгу под руку, привел к бассейну. С полчаса кормили мы этих рыбок, пока Дадалов отвлекся от нас…
— Вряд ли он отвлекся, — усомнилась Нина Николаевна, зная этого хитрого шпика. — Просто, по мнению охранки, не созрело еще время для ареста. Но вот всем существом своим я ощущаю опасность, нависшую над нами. Нам надо спешить, Николай. Так вот, о бассейне. Он будет дополнительным ориентиром. За главный же ориентир мы возьмем растущие неподалеку тополя. Они видны издалека. И если идти по балке, оставив хутор де Ля-Гарди справа, посматривая на вершины тополей, то в том самом месте, где они скрываются за складкой местности, увидите тропинку. Она ведет к похожему на бараний рог гранитному выступу. По схеме это место вот здесь, — она обвела карандашом кусочек бумаги, поставила штришок. — Место угрюмое и безлюдное. Но запомните одну деталь: обходить выступ нельзя. Нужно карабкаться на него, чтобы никакой, даже случайный прохожий не заметил со стороны дороги. У этого гранитного выступа начинается обрыв с расщелиной. Я туда дважды проникала. И вот в этой каменной широкой трещине есть боковые пещеры первозданной давности. В них не проникают ни ветры, ни воды, ни глаза сыщиков. В этих каменных хранилищах мы и укроем наши партийные драгоценности и бутылки с записками о нашей борьбе, о наших размышлениях и наших надеждах — размышлениях и надеждах простых людей, рядовых нашей партии, которая никогда не запрещала нам думать и передавать эти думы потомству. Я сейчас, Николай, нахожусь в каком-то особом настроении, так что извините, если и говорю обо всем, может быть, экзальтированно. Мне представляется, что если и нам не придется вскрыть замурованное, наши потомки найдут и вскроют, прочтут наши записки и убедятся, что и простые солдаты революции не просто делали по приказу руководителей, а размышляли и ничего при этом не затеряли в общих рассуждениях. Только товарищ Михаил оказался способным без разрешения заглянуть в мои записки, а потом высокомерно заявить: "Не интересно. Затерялось во множестве общих размышлений".
— За товарища Михаила я непременно возьмусь, — сказал Иванов. — Мы от него потребуем, наверное, рассказать о себе на одной из наших сходок. Намечаем провести эти сходки в бывшем помещении библиотеки городского собрания, где сейчас дамская уборная. Только вы, Нина Николаевна, уклонитесь от участия в этой сходке. От женщин там будет кто-либо из сестер Дубицких. А вам не надо, чтобы товарищ Михаил не попытался представить наше недоверие к нему как вашу интригу. Он уже кое-где делал такие намеки… Впрочем, не волнуйтесь, мы его образумим. А ваши записки и я прочитал, правда, мало страничек. И они мне понравились. Даже подумал, умели бы мы писать, как писатели умеют. Вот бы описали полностью те чувства и переживания, какие охватывают нас сейчас…