Взглянув в сторону ворот, Старцев увидел несколько солдатских шеренг с винтовками на изготовке, со зловеще сверкающими штыками. Судя по угрюмому и нетрезвому виду солдатских лиц, Старцев понял, что эти откроют огонь, если прикажет начальство, а рабочим во дворе нечем отразить нападение. Да и некоторые уже бросились в панику, торопливо ныряли через распахнутые двери во внутрь заводского корпуса.
— Товарищи, палач Чухнин прислал сюда своих убийц, так что забастовку на сегодня отложим, — воскликнул Старцев. — Сегодня отложим, но от борьбы не откажемся никогда…
"Почему же так быстро Чухнин прислал солдат? — размышлял Старцев, пробираясь в котельную, к месту своей работы. — Наверное, Шаевич просигналил. Его ведь еще ночью видели рабочие во дворе завода. Одесские товарищи, работающие теперь на севастопольском морском заводе, узнали в нем одного секретного одесского полицейского агента, отколотили и вышвырнули за ворота. Вот он и мстит. Надо срочно сообщить об этом "Централке"…
Что происходило в эти дни во всех городах Российской империи, невозможно рассказать в данной главе. Но о событиях в Батуме нельзя умолчать. О них рассказал автору "Перекрестка дорог" в начале тридцатых годов двадцатого века "Бессарабский матрос" (это одна из подпольных кличек Ивана Николаевича Криворукова, ветерана революционных событий начала века), которому пришлось быть в Батуме в январе 1905 года по поручению Севастопольской военной организации РСДРП.
Утром и в Батуме узнали о кровавых событиях в Петербурге 9 января. Немедленно Батумский городской комитет РСДРП отпечатал прокламации протеста, через своих активистов сообщил о событиях в Петербурге по всем предприятиям города, призвал к участию в митинге протеста.
Вечером рабочие и революционно настроенные люди хлынули к зданию театра Тагиева. В переполненном зале прошел бурный митинг протеста против царского расстрела безоружных людей на Дворцовой площади. Со сцены и балконов в зал были разбросаны листовки Батумского комитета РСДРП.
В этот же день начались стачки батумских рабочих. Первыми их начали рабочие завода Сидериуса.
Продолжаясь и потом, стачки охватили к середине января 1905 года не только предприятия города, но и железнодорожников. К 25 января стачки переросли во всеобщую политическую забастовку, бушевавшую до 31 января. Батумские рабочие не ограничились протестом против варварской расправы царя с рабочими Петербурга на Дворцовой площади, а категорически требовали уничтожить весь самодержавный строй.
В Батуме замерла промышленность и торговля. На улицах, в заводских дворах, на площадях шли митинги, демонстрации. Полыхали над головами людей красные флаги.
Учащиеся батумских учебных заведений присоединились к протестам и требованиям рабочих. Особенно бурно проявили себя учащиеся мужской гимназии. Гимназист Герасим Закариадзе. Он с несколькими друзьями пришел в гимназию в красной блузе. С кличем: "Смерть тирану и его холуям!" — Герасим сорвал со стены портрет Николая II-го, разломал золоченую раму, а полотно разорвал в клочья.
Гимназисты бурными аплодисментами и одобрительными криками поддержали действия Герасима Закариадзе, но администрация гимназии пришла в трепет. Еще раньше имелось подозрение, что Герасим был заводилой нелегальных марксистских кружков в мужской гимназии и других учебных заведениях Батума, а вот теперь он выступил открыто против царского строя и против всего, что с ним связано.
Немедленно администрация вызвала полицию. Герасима схватили и отправили в тюрьму как опасного крамольника и бунтовщика. Это возмутило всех учащихся Батума. Они вышли на улицу с красными знаменами, с революционными песнями и требованием немедленно освободить Герасима из тюрьмы.
Вспыхнули схватки с казаками и конной жандармерией. И хотя властям удалось подавить юношескую демонстрацию, гроза революции продолжалась в Причерноморье, во всей стране.
И эта гроза жгла своими молниями командующего Черноморским флотом адмирала Чухнина.
— Созвать всех рабочих порта! — приказал он 16 февраля 1905 года. И на этом собрании рабочие увидели самого Чухнина, невзрачного худощавого низкорослого человечка с шершавой бородкой, короткой шеей и узенькими плечами, над которыми возвышались не в меру большая голова с морщинистым лицом и маленькими, как у птицы, но пронзительными глазками.
Подняв над головою руку, Чухнин погрозил кому-то своим крохотным кулачком и запищал фальцетом, повторяя только что сказанные им и не вызвавшие пока ответа рабочих слова: