Перекресток, или тридцать лет спустя
Посвящается Фире и Лоре
Все персонажи вымышлены. Все совпадения имен, фамилий и названий являются абсолютно случайными. Автор не имеет никакого отношения к персонажам повести и не несет ответственности за их высказывания.
Давайте восклицать, друг другом восхищаться,
Высокопарных слов не стоит опасаться,
Давайте говорить друг другу комплименты,
Ведь это все любви счастливые моменты…
Булат Окуджава
Учитель пения, хоть был и женат,
Имел роман с географичкой.
Об этом знала вся школа,
Не исключая младших классов.
…
Вот такая вот музыка,
Вот такая вот вечная молодость.
Сергей Чиграков (Чиж)
- 1 -
Рядом со входом в приземистое серое здание висела табличка: «1-я физико-математическая средняя школа города NN». Артем опасливо протиснулся в полуоткрытую дверь, разыскал комнату, в которой должен был проходить первый урок его девятого «А» класса, вошел. Все лучшие, по его мнению, места оказались заняты, а свободны были только сидения на далекой «камчатке» и одно место за первой партой. Артем вздохнул – он не любил крайностей. Но выбирать было нужно, и он сел за первую парту.
Город NN, в котором происходило действие, в те времена был столицей небольшой советской прибалтийской республики. Единственная в городе русская школа с физ-мат уклоном была тогда без преувеличения знаменита. Про учителей рассказывали легенды – про их остроумие, независимость, и даже про нестандартность методов преподавания. Вообще-то все эти качества не очень поощрялись в Стране Советов: шел 1976 год, и где-то в главном городе этой страны, за красной кирпичной стеной главный ее вождь впадал в старческий маразм, а все вожди помельче – от членов Политбюро ЦК КПСС до комсомольских боссов районного масштаба – старались ему соответствовать. Еще десять лет оставалось до песни Цоя «мы ждем перемен» – и ни в какие перемены еще не верилось, как не верилось и в набившие оскомину пустословные лозунги.
И все-таки зеленая травка понемногу пробивала пыльный асфальт. На Таганке играли Брехта, и Высоцкий хрипел сорванным голосом под семиструнную гитару. В Питере волосатые ребята с гитарами решили основать рок-клуб – они как будто не замечали, в какой стране живут. Московские интеллигенты взахлеб читали самиздатовских Зиновьева и Солженицына. Но даже самый радикально настроенный диссидент 76-го года разлива рассмеялся бы в лицо тому, кто пообещал бы ему полный развал цитадели коммунизма уже при жизни его поколения. В общем, как-то странно все было, странно и несуразно – но казалось незыблемым.
Ясное дело, Артема эти вопросы не сильно волновали. У него были проблемы поважнее – ему предстояло учиться в этой самой 1-й физико-математической, и никакой радости от очередной смены обстановки он не испытывал. К своей прежней школе он привык, и ему не хотелось снова становиться новичком. Утешало то, что новичками здесь были почти все – в девятый «А» класс набирали имеющих способности к точным наукам учеников со всего города; образование тогда было десятилетним, и следующий, десятый класс был выпускным.
Рядом за партой уже сидел длинный худющий парень, чьи растопыренные локти и колени наводили на мысль о кузнечике-переростке. Физиономия его имела выражение веселое и ехидное, хотя и немного удивленное. «Артем» – представился Артем. «Сидоров. Паша Сидоров!» – на манер еще невиданного в СССР Джеймса Бонда ответил парень. Глядя на хитрую физиономию соседа, Артем решил, что его разыгрывают – в интернациональном городе NN такая хрестоматийная фамилия звучала скорее экзотично, нежели обыкновенно.
Впрочем, времени на сомнения уже не оставалось – в класс влетела молодая энергичная учительница, и началась перекличка. Вопреки ожиданиям Артема, его сосед отозвался именно на фамилию «Сидоров». Вызывали девочек, и мужская половина класса одобрительно гудела. Высокая девушка с профилем греческой богини, аристократической осанкой и роскошной, тщательно уложенной на затылке косой, отозвалась на имя Елена. За соседней партой Артем заметил тоненькую девчонку с восторженными глазами – ее звали Мариной – и решил, что, может быть, новая школа не так уж и плоха. Соседа Марины, сидевшего, иронически скривив губы и скрестив руки на груди, звали Юрой; его наполеоновская поза странно контрастировала с маленькими очками, полным добродушным лицом и мощным телосложением, которые больше подошли бы молодому Пьеру Безухову. На одноклассников он глядел немного свысока – но не обидно, а этак по-отечески.