Я несколько раз сильно погладил себя, а она смотрела на меня широко раскрытыми и немигающими глазами. Не то чтобы она не видела меня раньше, но мне чертовски нравилось это опасение в ее взгляде. Я был большим, но она могла справиться со мной.
Одним шагом я сократил расстояние между нами. Затем взял ее за руку и поднес к своему члену, чтобы она почувствовала, как сильно я хочу ее.
Наши взгляды встретились, когда она крепче сжала мою плоть, ее ладонь была мягкой, и в тоже время твердой. Наше дыхание смешалось. Наши груди вздымались от бешено бьющихся сердец.
Время исчезло.
Годы, разделявшие нас, растаяли. Ошибки и сожаления превратились в пепел.
Целое столетие не смогло бы погасить этот огонь. Только не с Индией.
Я поднял руку к ее виску, убирая выбившуюся прядь с ее лица. Она подалась навстречу прикосновению и, повернувшись, поцеловала внутреннюю сторону моего запястья.
Это был нежный поцелуй.
Он был слишком нежным. И значил слишком много.
Мы не собирались идти по этому пути сегодня вечером. Я не мог, пока не мог. Поэтому я прижался губами к ее губам в страстном поцелуе.
Индия ответила на мою настойчивость тем же, прикусив мою нижнюю губу, когда я повалил нас на кровать.
Я опустился в колыбель ее бедер, расположившись у ее входа, и одним толчком проник глубоко.
— О, боже, — воскликнула она, когда ее тело прижалось к моему.
Я резко втянул воздух, стиснув зубы, когда наслаждение разлилось по моим венам. Я был глубоко. Так глубоко.
— Двигайся. Боже, Уэст. Двигайся.
Долгое мгновение я наслаждался ее тугим, влажным теплом, затем вышел из нее, прежде чем сделать еще один толчок, проникая до самого основания.
— Да. — Индия схватила меня за плечи, удерживая, пока я задавал быстрый темп, входя и выходя длинными, обдуманными толчками.
— Ты чертовски хорошо ощущаешься. — Я завладел ее ртом, целуя ее, пока мы поднимались все выше и выше.
Этого было недостаточно. Я двигался быстрее, жестче, запоминая ощущение ее киски и то, как ее внутренние стенки сжимаются вокруг моего члена.
Она покачивалась в такт моим движениям, именно так, как мне нравилось. Так, как я ее учил.
Это было идеально. Это было эротично. Это было чертово блаженство.
Этого было недостаточно. Этого никогда не было достаточно.
— Уэст. — Ее дыхание участилось у моего уха, когда ее ногти впились глубже, оставляя полумесяцы на моей коже.
— Давай, Инди.
Она взорвалась криком, извиваясь подо мной. Толчок за толчком, и она разбилась вдребезги.
Жар пронесся по моим венам, мои конечности задрожали. По спине пробежал огонь, становясь все жарче и жарче, пока я не смог сдерживаться.
— Индия, — прорычал я ее имя, изливаясь в нее, пока каждый мой мускул напрягался и дрожал.
Перед глазами у меня замелькали белые пятна. Мое сердцебиение заглушало все остальные звуки. И я позволил себе утонуть в волнах моего освобождения, катаясь и кувыркаясь, пока, наконец, не вынырнул, чтобы глотнуть воздуха.
Черт, это было хорошо. Так чертовски хорошо. Это всегда было хорошо.
Я рухнул на нее сверху, наши тела были скользкими от пота. Мне потребовалось усилие, чтобы отстраниться и перекатиться на спину. Я потянулся к ней, собираясь прижать ее к своей груди и держать так всю ночь.
Но в тот момент, когда ее дыхание пришло в норму, Индия соскочила с кровати и бросилась собирать свою одежду.
Ну вот, черт возьми. Значит, так оно и будет. Это было для нас не в новинку, так почему же это меня так разозлило? Ей действительно нужно было так спешить, чтобы покинуть мою комнату? Она даже не потрудилась одеться.
Не говоря ни слова, она направилась к двери, все еще голая, прижимая рубашку, джинсы и туфли к сердцу.
— Инди. — Я остановил ее, прежде чем она успела исчезнуть. — Почему ты плакала?
Она с трудом сглотнула.
— Я не плакала.
Ну конечно. Цепи, которые она носила на своем сердце, должно быть были такими тяжелыми. Неужели ей не надоело носить их все это чертово время?
Я уставился в потолок, когда из гостиной донесся шорох ее одежды. Когда хлопнула сетчатая дверь. Когда снаружи затих шум ее машины.
Я долго смотрел в потолок после того, как она ушла, прислушиваясь к отголоскам ее стонов.
Но и они тоже исчезли.
Глава 13
Индия
16 лет
— Я скучал по этому месту. Прошло слишком много времени. — Папа пил кофе за обеденным столом в Шале «Беартус». — Приятно снова оказаться здесь, не так ли?
— Да, наверное. — Я присела на корточки, чтобы завязать шнурки на ботинках. Будь это любая другая неделя этим летом я чувствовала себя лучше.
— Я знаю, ты хотела поехать со своими друзьями. Мне жаль.
Я пожала плечами.
На этой неделе вся моя футбольная команда была в лагере. И вместо того, чтобы остаться с ними, я уехала в Монтану, потому что, когда папа позвонил, чтобы забронировать Шале в последнюю минуту, это была единственная свободная неделя.
Мама хотела Шале. Папа хотел Монтану. А я хотела футбол.
Двое против одного.
То, что я была здесь с родителями, делало их счастливыми.
В последнее время нам не хватало счастья, поэтому я пропустила лагерь с друзьями.
— Грант? — позвала мама из ванной. — Ты принял свои таблетки?
— Еще нет. Хотел сначала выпить кофе.
— Я принесу их.
Папа вздохнул.
— Хорошо.
Мама была безжалостным диктатором его графика приема лекарств. Когда она говорила, что ему пора принимать таблетки, так оно и было. Папа знал, что лучше не спорить.
Пока он наполнял стакан водой из кухонного крана, я закончила завязывать шнурки на ботинках и встала, одергивая шорты для бега.
— Я пойду, пока не стало слишком жарко.
— Хочешь компанию? — спросил он.
Прежде чем я успела сказать «да», мама вышла из ванной с горстью таблеток.
— Ни в коем случае, — сказала она. — Тебе нельзя бегать с Индией.
— Доктор сказал, что я должен поддерживать форму.
— Он сказал, что тебе нужно больше заниматься спортом. Это не означает, что ты должен пробежать пять миль со своей шестнадцатилетней дочерью по возвышенностям Монтаны.
Папа нахмурился и взял таблетки из ее рук, затем проглотил их, запив глотком воды.
— Да. Наверное, ты права.
— В любом случае, я, наверное, пробегу сегодня десять миль, — сказала я. — Тренер сказал, что, поскольку я не в лагере, я должна поработать над выносливостью.
— Десять миль. — Папа съежился. — Да, ты сама по себе.
— Будь осторожна, — сказала мама. — Где ты будешь бегать?
— Просто пробегу пять миль по гравийной дороге и обратно.
— Не делай никаких крюков.
— Никаких крюков. Обещаю. — Я подошла и поцеловала маму в щеку, затем обняла папу, прежде чем надеть на уши спортивные наушники.
Засунув телефон в повязку на руке, я вышла из Шале, включила свой плейлист для бега и побежала вниз по лестнице, направляясь прямо к дороге, которая вилась прочь от ранчо.
Мои мышцы затекли от вчерашнего многочасового путешествия, поэтому я стартовала легким шагом, привыкая к ощущению гравия под ногами.
Воздух был прохладным. На первой миле мои руки покрылись гусиной кожей. На второй я почувствовала, что мое тело разогрелось, а на висках выступили капельки пота. На третьей я бежала со скоростью семь минут на милю, изо всех сил преодолевая жжение в легких. После третьей мили стало легче.
Но когда я финишировала на четвертой миле, привкус крови во рту никуда не делся. Огонь в легких, казалось, стал только сильнее. Это из-за высоты? Из-за сухого воздуха?