Было ли это слишком — просить моего мужа дать этой поездке шанс?
Не важно. Он может сориться со мной за закрытыми дверями. До тех пор, пока отец не заметит такого отношения, я буду разбираться с Блейном сама.
Не то чтобы он когда-либо хотел обидеть моего отца.
Мои родители обожали Блейна.
Папа нанял Блейна год назад, после нашей последней поездки в Монтану, и именно из-за Блейна папа почувствовал, что может уйти на пенсию.
Блейн был молод, всего на пять лет старше меня, но начинал в «Келлер Энтерпрайзес» с опытом и амбициями.
Он обладал обаянием и острым умом. Он был безупречен. У него были деньги — не такие большие, как у меня, но все же деньги. У него был изысканный вкус, и это проявлялось в его дизайнерской одежде и часах.
После нашей последней поездки в Монтану в моем сердце образовалась пустота. Блейн заполнил ее.
Когда он пригласил меня на ужин через несколько недель после того, как начал работать в «Келлер», это обрело смысл. У нас был смысл.
Жизнь Блейна была отражением моей собственной. Между нами никогда не было препятствий. Все шло естественным путем. Мы встречались шесть месяцев. Стали жить вместе через неделю после того, как он сделал мне предложение. Поженились на прекрасной весенней церемонии в загородном клубе моей семьи.
Когда мы перестали понимать друг друга? Может быть, мы просто слишком много времени проводили вместе в последнее время. Может быть, когда мы вернемся домой, а он вернется к работе, мы оба расслабимся.
Блейн все время работал — единственное, из-за чего мы, казалось, не ссорились. В основном потому, что его упорный труд означал успех «Келлер Энтерпрайзес». Успех «Келлер Энтерпрайзес» означал, что отцу не нужно беспокоиться.
О моем будущем. О мамином.
Вчера он сказал мне, что может спокойно умереть, зная, что Блейн рядом, чтобы позаботиться о его девочках.
Черт возьми. Слезы хлынули потоком. Слишком быстро, чтобы их сморгнуть. Поэтому вместо этого я вытерла их, яростно ловя в уголках глаз, прежде чем они успели оставить следы на моих щеках.
Неужели я так многого просила, просто чтобы мы перестали говорить о смерти отца? С ним все было в порядке. Он был жив. Врачи не говорили ему, что его жизнь близка к концу. Так почему бы нам просто не прекратить это?
Я шла так быстро, что это было похоже на пробежку, но мои тонкие сандалии не позволяли мне бежать. Поэтому я шла и шла. Пока слезы не исчезли. Пока не утихло жжение в носу. Пока я не свернула с обочины гравийной дороги, привлеченная зарослями мелких белых и фиолетовых полевых цветов.
Я остановилась, чтобы сорвать один из цветков, и коснулась лепестка кончиком пальца.
Это были те же цветы, которые я собирала здесь девочкой. Боже, казалось, это было целую вечность назад.
Что я здесь делала?
Как бы мне ни хотелось обвинить Блейна в сегодняшней ссоре, возможно, это была я. Возможно, он был прав, и нам следовало остаться дома.
Возможно, он почувствовал мое беспокойство по поводу поездки в Монтану.
Желание увидеть Уэста.
Не то чтобы Блейн имел представление об Уэсте. Никто не имел.
Я не видел его, когда мы заселялись. Кортни я тоже не видела. Они все еще жили на ранчо? Были ли они женаты сейчас? Она уже была беременна?
Они тоже постоянно ссорились?
Я сорвала еще один цветок, потом еще. Я как раз собирала себе маленький букетик, когда послышался рев двигателя, заставивший меня выпрямиться и обернуться.
Старый зеленый грузовик, покрытый пятнами ржавчины — грузовик, которого я не видела целую вечность, — покатился по гравийной дороге.
Мое сердце подпрыгнуло, сжалось и заныло одновременно. Это была самая странная смесь надежды, радости, отчаяния и грусти, которую я когда-либо испытывала в своей жизни.
Я скучала по этому грузовику.
Я скучала по человеку за рулем.
Уэст подвел свой пикап к обочине и остановился.
Ощущение дежавю было настолько сильным, что я застыла на месте, когда он вылез из машины и обогнул капот.
Ковбойская шляпа скрывала его лицо. Рукава его рубашки на пуговицах были закатаны до локтей. Его выцветшие джинсы были заправлены в ботинки, такие же пыльные, как и его грузовик. Солнце отражалось от пряжки его ремня.
Он был само совершенство.
И он больше не был моим.
— Привет, Индия.
Я набрала в легкие побольше воздуха.
— Привет, Уэст.
Уголки его губ приподнялись, когда он присоединился ко мне в траве.
— Слышал, ты здесь на неделю.
— Да.
Это его жена сказала ему об этом? Мой взгляд переместился на его левую руку. На его пальце не было кольца, но это ничего не значило. Уэст был не из тех, кто любит украшения.
— Как дела у твоего папы?
Я кивнула, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями.
Не плачь.
Не плачь.
Снова хлынули слезы. Черт возьми. Я чуть не расплакалась. И все потому, что Уэст спросил о папе.
Он не спросил, все ли у меня в порядке. Пока нет. Он спросил все ли в порядке с папой. Потому что он знал, что если с папой все в порядке, то и со мной тоже.
Я наклонилась, чтобы сорвать цветок, и использовала это движение, чтобы смахнуть слезы с глаз и спрятать взгляд.
— С ним все в порядке. Как обычно, я очень рада быть здесь.
— Хорошо. А ты?
Я пожала плечами и сорвала еще один цветок, на этот раз фиолетовый.
— Слышал, ты вышла замуж.
— Да. Около месяца назад. — Кольцо на моем пальце никогда еще не было таким тяжелым. То же самое можно сказать и о тяжести на моем сердце.
Уэст позволил мне собирать букет до тех пор, пока он не увеличился вдвое.
— Почему ты плачешь, Инди?
Черт бы его побрал. Черт бы его побрал за то, что он слишком хорошо меня знает.
Я выпрямилась, вздернув подбородок. Он задрожал.
— Я не плачу.
— Инди. — Его красивые карие глаза смягчились. Он поднял руки, словно собираясь обнять меня.
Но я сомневалась, что его жена оценит это.
Как и мой муж.
Я отступила на шаг.
Он опустил руки.
— Как Кортни?
На его лице появилось хмурое выражение.
— Это, э-э, не сработало.
Второй год подряд земля ушла у меня из-под ног.
Он не был женат.
Он так и не женился.
О, боже. Было больно. Черт, как же больно. Мне снова захотелось закричать.
Эта поездка была такой большой ошибкой.
— Я… — Сказать было нечего, поэтому я закрыла рот. Затем уставилась на Уэста, а он на меня. Тысячи слов повисли в воздухе между нами, слов, которые мы никогда не произносили. Слов, которые мы должны были сказать много лет назад.
— Индия.
Мое имя прорезало воздух, заставив меня отвести взгляд от Уэста.
В нашу сторону шел Блейн. Его походка была легкой. Он не выглядел так, будто спешил, но эти широкие шаги выдавали его.
Его джинсы были темными и жесткими. Его ботинки сияли и были новыми. Его рубашка была накрахмалена. Он выглядел совершенно неуместно на гравийной дороге.
Уэст наклонился, и это движение отвлекло мое внимание. Он сорвал белый цветок и протянул его мне, вставая.
— Рад тебя видеть, Инди.
— И я тебя тоже, Уэст. — Я взяла цветок и добавила его к своему букету.
Позже той же ночью я ускользнула из «Беартуса» и оставила этот букет в крепости детства Уэста.
Глава 25
Уэст
В лодже меня встретило хихиканье.
Две женщины — девушки лет двадцати с небольшим — стояли под люстрой, разговаривая с Джексом.
В руке он держал свою ковбойскую шляпу. Его джинсы были в пыли, но он все еще был в своих чапах (прим. ред.: чапы — кожаные ноговицы (гетры, гамаши), рабочая одежда ковбоя, которые надеваются поверх обычных штанов, чтобы защитить ноги всадника во время езды по зарослям чапараля, от укусов лошади, от ушибов при падении и т.д.). Вероятно, он только что закончил на сегодня работу гидом.