Сегодня я не могла плакать. Я должна была быть сильной ради своей матери, чтобы она, наконец, перестала сдерживаться из-за моего отца.
Я так сильно прикусила щеку изнутри, что на языке появился металлический привкус крови, но глаза остались сухими.
— Он будет счастлив здесь. — Мама всхлипнула. — Он всегда любил Монтану. И я думаю, в прошлом году он понял, что это будет его последняя поездка. Мы приехали сюда вместе, и он сказал мне, что хочет остаться здесь.
Мама заплакала, тихие всхлипывания были не громче шепота ветра.
Я закрыла уши. Сегодня, если я прислушаюсь, я заплачу.
Я не могла плакать.
Если бы я заплакала, я бы закричала. Если бы я закричала, я бы разозлилась. Я бы наполнила этот луг такой болью, что трава бы завяла. Цветы бы сгнили. Деревья бы сломались.
Я бы разрушила место упокоения отца.
Поэтому я отключила звук разбитого сердца моей матери и тупо уставилась вдаль.
Должно ли это быть так больно? Мы годами готовились к смерти отца. Годами, он напоминал нам, что он все еще жив, просто ненадолго.
Я бы все отдала, чтобы снова услышать, как он произносит эти три слова.
Все еще жив.
Пошел ты, рак. Иди нахуй.
Слезы наполнили мои глаза. Мама все еще плакала. Я затаила дыхание и считала удары своего сердца. Один. Два. Три. К двадцати боль стала терпимой.
Мама вытерла слезы и прижалась виском к моему плечу.
— Я рада, что сегодня были только мы.
— Я тоже. — Я сжала ее руку.
Мы стояли рядом в тишине. Я не была уверена, как долго, но в тишине было легче. Я все еще слышала папин голос. Если бы я закрыла глаза, то смогла бы представить, что он рядом со мной, запрокинул лицо к голубому небу Монтаны, чтобы солнце согревало его кожу.
Что, если бы я осталась здесь навсегда? Что, если бы я просто стояла здесь, пока от меня тоже не осталось бы ничего, кроме пепла на ветру?
Мама первая нарушила молчание. Она наклонилась, чтобы поднять коробку, которую мы принесли сюда, и сунула ее под мышку, затем повернулась и пошла прочь.
А что, если я останусь?
— Индия?
Я прочистила горло от эмоций.
— Иду.
В тот момент, когда я повернулась спиной к полю — повернулась спиной к своему отцу — горе и утрата пронзили мое сердце с такой силой, что я остановилась, прижимая руку к груди, пока боль не утихла и я снова не смогла двигаться.
Каждый следующий шаг давался мне тяжелее предыдущего, но я заставляла себя идти, ускоряя шаг, пока не оказалась рядом с мамой. Затем мы вдвоем вернулись в лодж.
— Думаю, я немного отдохну, — сказала она, когда мы вошли в вестибюль.
— Хочешь, встретимся за ужином?
— Я не очень голодна. Иди без меня.
— Хорошо. — Я последовала за ней наверх, на второй этаж, подождала, пока она не окажется в своем номере, прежде чем отправиться в свой, расположенный тремя этажами ниже.
Шале «Беартус» было забронировано на этой неделе. Мама подумала, что это счастье. Она не была уверена, что смогла бы остаться в коттедже без папы.
Но когда я закрыла дверь в свой номер, мне показалось, что это… неправильно.
Сегодня вечером мы должны были быть в коттедже. Мы должны были сидеть на диване и вспоминать, как часто папа дремал именно на этом месте.
Я не могла здесь оставаться. Я не могла сидеть на кровати в этом маленьком номере. Поэтому я выбежала в коридор, а затем на улицу, где было легче дышать.
Ноги сами понесли меня прочь из лоджа, мимо амбара, к огороженным загонам, где когда-то Уэст познакомил меня со своей лошадью.
Как звали ту лошадь? Клайд? Чанс? Почему я не могу вспомнить?
Мой телефон завибрировал в кармане, и я вытащила его, чтобы прочитать сообщение от Блейна.
Ты в порядке?
Всего три слова. Это правда все, что Блейн смог для меня сегодня найти? Именно это он, блять, написал своей жене в день, когда она развеяла прах своего отца, так как тот этого сильно просил?
Вероятно.
Я удалила уведомление, не утруждая себя ответом.
Блейн был на работе. Именно по этой причине он не приехал. Не то чтобы я его приглашала.
В прошлые выходные на поминальной службе он вел себя как послушный муж, пожимая руки и принимая соболезнования. Он не пропустил публичное собрание.
Но он упустил момент, который действительно имел значение.
Мама была права. Так было лучше, только мы вдвоем.
А теперь — только я.
Я оперлась руками о верхнюю перекладину загона и перевела дыхание. Я часами стояла в одиночестве, просто глядя вдаль.
Солнце уже начало садиться, когда я почувствовала его присутствие.
Я не обернулась, когда Уэст занял место рядом со мной, опершись локтями о перила.
Он стоял рядом со мной, и мы оба молча наблюдали за закатом. Каждые несколько минут я смаргивала подступающие слезы. Я прикусила нижнюю губу, почувствовав, как задрожал мой подбородок.
Я боролась, боролась и боролась, сдерживая свое горе.
— Ты можешь поплакать, Инди.
— Нет, не могу. — Я покачала головой. — Только не здесь. Я чувствую, что могла бы заполнить каждое пустое место своей болью. Она слишком большая. Я чувствую, что она слишком большая.
— Хорошо. — Он взял меня за руку и оторвал от забора. Затем он вывел меня из загона, мимо амбара, в лодж.
Он молча потащил меня на второй этаж, по коридору, в мой номер. Уэст протянул руку за ключом.
Я достала его из кармана, не совсем понимая, что ему понадобилось в моем номере, но все равно доверяя ему.
Он знал, что я замужем. Он чувствовал кольцо на моей руке. Дело было не в сексе.
Когда дверь щелкнула, он провел меня внутрь.
— Сними туфли.
Я повиновалась и сняла их, когда он проделал то же самое со своими ботинками.
Его шляпа была брошена на комод, затем он потянул меня на кровать.
И заключил в свои объятия.
Он держал меня так крепко, что мой нос был прижат к его шее. Мои волосы запутались в его руке.
Он отвел меня в пространство, которое было не таким уж большим.
Чтобы я могла заплакать.
Это был мой шанс отпустить. Избавиться от терзающих тело, разрывающих душу, меняющих жизнь криков.
Но я ни разу не позволила Уэсту увидеть, как я плачу.
Я не собиралась начинать сегодня.
Поэтому я еще глубже прижалась к его груди, впитывая его силу, пока он обнимал меня часами. Пока звезды не засверкали в полуночном небе за окном моего номера.
Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы удержать это в себе, но ни одна слезинка не намочила его рубашку. И хотя на это ушли часы, в конце концов, я заснула обессиленным сном.
Я притворилась спящей, когда Уэст на цыпочках вышел из моего номера. Я проснулась, когда он поднялся с кровати в первых лучах рассвета.
Только когда он ушел и дверь закрылась, я открыла глаза.
Затем я протянула руку к его стороне кровати, все еще теплой в том месте, где он спал прошлой ночью. Я прижала его подушку к своему лицу, вдыхая его запах. Кожа, мыло и ветер.
Я буду скучать по этому запаху. Всю оставшуюся жизнь.
Сделав последний вдох, я заставила себя встать с постели, затем поправила вчерашнюю мятую одежду и подошла к окну.
Уэст пересек парковку уверенным, легким шагом хорошего человека.
Не считая моего отца, Уэст Хейвен был лучшим человеком, которого я когда-либо знала.
Он подошел к серебристому грузовичку и открыл дверцу, но, прежде чем забраться внутрь, обернулся и увидел меня у окна.
Мы уставились друг на друга. Запоминали друг друга.
Это был последний раз, когда я видела Уэста, не так ли? Наконец-то мы попрощались.
Я прижала руку к стеклу.
Опустив подбородок, он сел в тот грузовик, который я не узнавала, и уехал.