Убедившись, что она не торопится или не может возразить, я продолжил:
— Даже в том большом мире, когда стариков забывают, когда родные дети не звонят и не пишут месяцам, не говоря уж о том чтобы навестить ставших ненужными отца или мать… старики умирают как растения без света. Поверь, я знаю. Мое детство прошло в умирающей деревеньке, бывшем крупном селе, откуда сбежала вся молодежь, оставив там подыхать престарелых родителей. Не в город же тащить деревенщину, да? Я видел каково приходится тем, кто больше никому не нужен… Пустота. Тоска. Безнадежность. И наглые голоса сытых детей, что соизволили позвонить раз в месяц и уже торопятся поскорее завершить скучный разговор, перебивая обрадованно татараторящую бабку… А знаешь зачем они матери или бабушке позвонили? Чтобы рассказать, как они неплохо съездили отдохнуть на курорт… ну как не похвалиться своей шикарной жизнью, да? К черту такую фальшивую заботу! Это все… мусор и ложь. Тут не деньги важны. Тут достаточно подать кусок обычного хлеба — главное подать с улыбкой и словами благодарности, а затем потратить еще полчаса чтобы выслушать стариковскую трепотню ожившей ненадолго бабушки, которая торопится излить свою душу кому-то кто наконец-то захотел ее выслушать. Вот что такое забота, Милена. А ваша похлебка два или три раза в день… не надо про нее вспоминать. Не надо мне говорить, что все мы жители одного Бункера. И не надо давить на мою сознательность. Скидок не будет. Покушай холловской похлебки, выпей со мной чаю, выкури еще сигаретку и отправляйся в Замок. А там скажи, что Охотник хочет справедливую цену за свою добычу. Скажи, что если меня эта цена порадует, то я обязательно снова отправлюсь в морозную вьюгу, чтобы притащить еще много мяса и другой хорошей добычи. Хорошо?
Сумев выдержать мой взгляд, она медленно кивнула:
— Хорошо.
— Я не против, чтобы ты была посредником. Я на важные переговоры в Замок не рвусь. Просто помни то, о чем я просил раньше и постарайся подумать еще и о Холле. Давай двадцать на восемьдесят. Что-то мне в обмен за все содержимое нарт, а что-то побольше сюда в Холл. Что-то красивое. Необычное. Что-то радующее душу. Ну или полезное. Вот это будет справедливо, Милен. Да?
— Да… — тихо произнесла девушка, опуская лицо к тарелке — Да…
На этом мы закончили. Из нарочито явно демонстрируемой вежливости, я дождался пока она не закончит трапезу, развлекая ее в это время пустяшными мелкими историями из охотничьей жизни. Я знал, что меня слушают внимательно и поэтому озвучивал лишь то, что действительно имело практическую цену. Я щедро делился своим новоприобретённым опытом, рассказав как лучше на мой взгляд подойти к атакующему медведю с шеи и куда вбить гарпун, я описал как выглядят наиболее подходящие для обустройства снежной берлоги сугробы. А как я выяснил опытным путем там имелось немало своих хитростей — сугроб надо выбирать старый, покрытый под снежным пухом толстой ледяной броней наста, но при этом сугроб не должен быть слишком большим, чтобы не привлечь ищущего укрытие медведя. Я несколько раз напомнил о том насколько важно обустроить правильный вход в снежную берлогу — чтобы скапливающийся углекислый газ уходил сквозь него. Затем я заговорил о летающих тварях, подробно описав как их самих, так и их метод сокрушительной атаки. Рассказывал я об этом не только Милене, само собой — успел жестами подозвать стариков «управителей» Холла и все они, рассевшись рядком как седые старые грачи на деревенском заборе, слушали с великой внимательностью. А Тихон еще и записывал мелким-мелким почерком.
Я отдавал себе отчет, что каждая моя вылазка может стать последней. Едва не убивший меня Ахав Гарпунер доказал это. И если однажды я не вернусь, то вся скопленная и проверенная мной на деле информация просто исчезнет, растворившись в луже моей крови. Поэтому, преодолевая сонливость и желание подняться в ставшую почти родной хижину Антипия, я продолжал говорить.
Закончив с описанием крылатых червей — к этому моменту начала записывать и Милена, а нам принесли еще чая и похлебки — я показал свой модернизированный рюкзак с «козырьком», что уже разок выдержал удар летающей твари. Я рассказал, как меня ударили, схватили, начали поднимать, как я отбился и упал в снег. Старики крутили на столе каркас рюкзака, но наибольший интерес проявил Милена. Однако ее интерес был очень… специфическим. Она не удивлялась новому. Нет. Она искала в моей конструкции огрехи или же неизвестное ей ноу-хау. А вот сам рюкзак с «козырьком» ей явно был знаком — знаком Замку. И меня снова уколола в подреберье ледяная иголка — есть у них свои замковые «ходоки». Есть. Есть у них и свой выход из Бункера. Может найдется и какой-нибудь транспорт наподобие моего. Теперь я окончательно убедился в этом. Вот почему хоть и бывали с мясом жесткие перебои, но медвежатина все же никогда не заканчивалась бесповоротно — в безвыходных ситуациях жители Замка отправляли кого-то из своих на охоту и тот добывал мясо. Поэтому Милене неинтересен мой рюкзак — она уже много раз видела примерно такой же. И не раз до этого она слышала про летающих червей.