Он обернулся, когда один из краснорубашечников выругался. Мужчина вцепился в онемевшую руку, хватая воздух от боли, а в красном зареве машинного отсека Кирк увидел, как сжимается кольцо охранников: одинаковых, безукоризненных, с мертвыми глазами.
И подчиняющихся воле Макеннон. Думающих только о том, о чем она позволяла им думать.
-Когда мы вернемся на борт, Спок, я хочу, чтобы вы были готовы к слиянию разумов со мной и, возможно, со всеми, кто еще остался здесь, даже вопреки моему прямому приказу. Если сочтете необходимым, настоящим я поручаю вам отстранить меня от командования и поместить в одиночную камеру на гауптвахте до конца миссии. Ясно?
-Ясно, капитан, - мягко сказал Спок.
-Мы удержим их, сколько сможем. Конец связи.
Он щелчком закрыл коммуникатор, и боль в голове вдруг просто ослепила его. Неудивительно, что Скотт не смог удержаться тут, в этой идеальной мышеловке, если в черепе у него так стучало и было ощущение, что вот-вот задохнешься. Он, шатаясь, пошел к узкой щели между баками, нащупывая фазер руками, которыми сейчас едва мог пошевелить.
Красный свет в комнате словно сгустился до кровавого, а перед глазами все посерело. Он знал, что тут есть яггхорт, который неподвижно припал к земле между опутанным смолой отверстием своей пещеры и пузырем, где во время псионного прыжка спала Кареса. Знал, что тут и сама Кареса, такая же притихшая, и что на лице ее застыло выражение, лишь отдаленно напоминающее человеческое.
На ступенях рядом с ней стояла Маккеннон, в заостренных, детских чертах лица которой появилось выражение самодовольного триумфа, а рядом с ней капитан Варос - всего лишь тень в дверном проеме, со смуглым лицом, словно сделанным из обожженной кожи, а в глазах - алый огонек утраты, вины и горькой ненависти.
Нужны были усилия, чтобы втянуть достаточно воздуха, чтобы остаться в сознании, остаться стоять...
Когда охранники бросились вперед, как волки на умирающего оленя, он обнаружил, что может только наблюдать за ними со странным, пустым равнодушием сквозь пелену и покровы боли. Рука не отвечала на команду - фазер выскользнул из пальцев, когда у него подогнулись колени.
Он подумал: А теперь, похоже, я выясню, сколько смогу продержаться против нее...
Головная боль прекратилась. Он снова ощутил кислород в крови, в мозгу, когда охранники вздернули его на ноги. Это было похоже на внезапную тишину после шума, который он даже не вполне замечал.
Большинство из них вытаскивали из-за баков остальных краснорубашечников, выволакивали из укрытия вялое тело Скотти. Даже в бессознательном состоянии тот сохранял слабое, отчаянное выражение боли.
Маккеннон медленно сошла со ступеней, и длинное, идеально сидящее одеяние, которое было на ней, взвилось вокруг подобно черному шелковому цветку. Если бы его не поддерживали охранники, подумал Кирк, он бы свалился в обморок, но отчаянно боролся, чтобы не потерять сознания, поскольку ему нужно было пробиться к шлюзовой палубе и он знал, что не должен сдаваться. Зеленые глаза встретились с его взглядом и словно заглянув в колодец с холодной водой, настолько прозрачной, что можно увидеть его до самого дна, он понял - все, что рассказал ему об этой женщине Ариос - правда.
Из темноты среди баков охранники вытащили Цимруса Дартаниана, чьи руки были связаны самодельной уздой из провода. Старый йон жалобно всхлипывал, пока его развязывали: - Моя внучка! Моя любимая Айриен! Они забрали ее на маленький кораблик, увезли далеко отсюда!
Маккеннон вышла вперед и мягко положила руку на склоненную шелковистую голову. Ее губы напряглись, ноздри побелели, а глаза сузились от бешеной ярости.
-Моя госпожа, - шептал Дартаниан, чей голос трепетал от пафоса, -моя госпожа, они причинили мне боль...
-И они заплатят, - сказала Маккеннон с ядовитой мягкостью в голосе. - Они заплатят.
Но не за то, подумал Кирк, что причинили боль существу, которое Маккеннон считала своим союзником. Ариос платил бы - или она попыталась бы заставить Ариоса заплатить - за то, что перечил Джермин Маккеннон.
За дверью чирикнула линия связи. Маккеннон повернулась и сделала шаг, чтобы дотронуться до квадратной, ярко окрашенной панели, а в это время к Кирку подошли два охранника и завели ему руки за спину, закрепив их чем-то гибким, без швов, похожим на кусок веревки. Кареса спустилась с лестницы и встала рядом с яггхортом, и с чувством болезненного ужаса Кирк увидел, что яггхорт и в самом деле играет в эту игру-кусание, пощипывая и покусывая руки и нос женщины.
А Кареса, откинув назад седеющую гриву волос, пощипывает и покусывает в ответ.
Неужели это случится с Шарнасом? - спросил себя Кирк. Неужели он будет медленно погружаться в разум этого создания, с которым связан и обучался с самого раннего детства, становясь все менее и менее похожим на человека, до тех пор, пока не сможет общаться только с этим странным партнером-эмпатом? До тех пор, пока в его жизни не останется ничего, кроме яггхорта и грез о псионном прыжке?
Или это случается с эмпатами, у которых нет друзей-людей?
Голос по линии связи сказал: - "Наутилус" уходит, Домина. Направляется к туманности Перекресток. Расчетное время до аномалии сорок минут. Шаттла не видно.
-Где "Энтерпрайз"?
-Там же, Домина. В поле зрения.
Кирку показалось, что в темноте дверного проема он увидел, как Варос пошевелился и собрался было что-то сказать, но так и не сделал этого.
-Вниз на пять градусов, - холодно сказала Маккеннон. - Готовьтесь открыть огонь. Самый полный.
-Да, Домина.
Кирк взглянул на бессознательную фигуру мистера Скотта, чьи темные брови были до сих пор сведены от боли, потом на Маккеннон. А теперь небольшая проверка...До него дошло, что в суматохе сражения на складе, скольжения по воздуховоду в эту алую преисподнюю, которая была сердцевиной власти Консилиума, он даже не спросил у Скотти, удалось ли ему и вправду справиться со своей задачей в машинном отделении. И если нет...
И если нет, то что? Для него это вообще не будет иметь последствий, по крайней мере, таких, которые он бы запомнил. Немного проследив, они, вероятно, могли даже обнаружить шаттл йонов: засечь их и забрать назад из аномалии. И все будет так, словно ничего не случилось.