- Всё, вылазь, конец маршрута, - водила дернул рычаг, открывая автобусную дверь, - Мне в парк.
- А-а-а... Простите... - я заозирался по сторонам, - А где это мы?
- Как это - где? - удивленно вздернул брови водятел, - Куда заказывали - туда и приехали! Давай, не задерживай! - и он притопнул кирзачём по полу машины. Еще не совсем придя в себя, я снова обратился к шофёру: - Простите, мне в редакцию заводской газеты было нужно...
- Ничего не знаю! Вон, - водила ткнул пальцем вдоль улицы, - Вон там площадь будет, там и спросишь... Пока, бедолага! - он хлопнул дверью, и со скрежетом врубив передачу, отчалил, оставляя меня на тротуаре. Вот же попал, твою мать... Куда завез, колхозник драный?! Я огляделся по сторонам: под ногами странный деревянный тротуар, вокруг глухие стены домов, сложенные из могучих, почерневших от времени бревен... Просто Кижи какие-то... Куда же это меня угораздило? Потоптавшись с минуту, я вытащил сигарету и, прикурив, забросил на плечо сумку: ну что, надо двигать на площадь, там спрошу кого-нибудь. Ещё раз глубоко вздохнул, и зашагал вдоль по улице, последними словами матеря урода-водятла и свою злодейку-судьбу.
Площадь появилась как-то совершенно неожиданно, словно в детском мультфильме - раз! И вот она перед глазами. Небольшая, правильной круглой формы, ограниченная кондовыми деревянными двухэтажными домами, с затейливо вырезанными оконными наличниками. Первые этажи которых, были заняты какими-то торговыми точками и официальными учреждениями. На площадь выходило несколько узких радиальных улочек, на вроде той, по которой я и пришел. Городок - как городок, площадь - как площадь, вроде, как и ничего особенного. Сохранились у нас ещё такие места - мало тронутые бетонно-витринной «цивилизацией». Единственно что бросилось в глаза - в самом центре, где обычно, посреди пожухлой клумбы, стоит крашеная серебрянкой гипсовая статуя вождя, показывающая рукой с отбитыми пальцами каким путем нужно идти товарищам, торчала скособочившаяся будка, с забитым крест на крест окошком и облупившейся вывеской - «Прием стеклотары»... Стайка мальчишек носилась вокруг строения с упоением пиная старую консервную банку. Тэ-э-кс... Не знаю почему, но где-то в районе диафрагмы я, вдруг, почувствовал неприятный холодок... А повернув голову направо, так и вовсе замер в каком-то ступоре - на первом этаже ближайшего ко мне дома располагался небольшой, всего в два окна магазинчик, над фронтоном которого размещалась весьма занятная вывеска - « Сигизмундъ Квачъ, Колонiальные Товары». Именно так и написано, в старой, дореволюционной орфографии! Нет, я бы совершенно не отреагировал на эти художества, будь они написаны на современных городских забегаловках, чего там только не увидишь - одни «Дымофф» с «Чайникоффым» чего стоят. Но тут! В этом богом забытом городке... Ох, граждане... Чую, что-то тут не то... И как на зло, ни одного прохожего в поле зрения, даже извечного постового, которому положено топтаться у присутственного места, и того - нету. Еще раз вздохнув, я подошел к магазинчику и потянул тугую, звякнувшую хриплым колокольчиком дверь. Лавка оказалась достаточно большим, вытянутым навроде пенала помещением. По периметру высились огромные, под самый потолок, стеллажи, а торцевая стена была перекрыта могучим, темного дерева, прилавком. Войдя, я первым делом мазанул взглядом по стеллажам и... И снова почувствовал странный, пугающий холодок - на полках, выстроились ровными рядами совершенно невероятные предметы. Родные колхозные кирзачи соседствовали со странными, сплетенными из кучи тонких ремешков, сандалиями. На вбитых в дерево гвоздях висели связки ботфорт, за которыми примостились ряды лакированных белоносых штиблет, соседствующие с умопомрачительными, расшитыми блестящими нитями, сапогами ярко-красного цвета, с носками загнутыми на манер беговых лыж... Ближе к прилавку высилась высокая, напоминающая стакан, плетеная корзина, из которой торчал пучок пик... Или копий... Или... Хрен его знает, мне на ум пришло, почему-то, слово - «протазан». Ну не силен я в этом, колюще-режущем ассортименте. А поверху, у самого потолка, на мощных крюках висели разнообразные седла, перемежающиеся с хомутами, и тускло посверкивающими селедочным блеском, частями средневековых доспехов... Это просто какой-то сюр, подумал я, оглядываясь по сторонам.
- Кх-кх, - мое созерцание этой товароведческой вакханалии было прервано легким покашливанием. Из-за прилавка на меня уставился какой-то тип. Небольшого росточка, пухленький, с лысиной отороченной слегка вьющимися волосами и могучими, «буденовскими», иссиня-черными усами. Напортив него, по другую сторону прилавка, замер еще один местный индивид с раскрытой газетой в руках, он, видимо, только что вытянул ее из пухлой пачки, лежащей на углу прилавка. Высокий, сутулый, мужик походил на изможденного длительным перелетом журавля. Одет был в длиннополое клетчатое пальто, шапку-пирожок и тонкие очки в проволочной оправе, криво повисшие на его длинном, унылом носу.