- Кто знает? - развел руками Лука. - Впрочем, скоро все прояснится. Посмотрите, уже без двадцати три. Еще чуть-чуть и...
Павел Макарович положил ладони на стойку и опустил голову. Плечи его поникли, вся поза выражала теперь покорнейшее смирение.
- С первыми двумя все понятно, - заговорил он. - А кто еще?
- О, так вы даете мне дозволение? - оживился Лука. Его глаза засветились обжигающим вожделением, и почему-то от этого Андрею стало крайне не по себе.
- Будто я могу что-то сделать...
- Да бросьте, - надув губы, словно ребенок, воскликнул гость. - Хватит из меня строить какого-то злодея! У людей всегда есть выбор, это право, данное... не важно. Я не злой рок, не фатум, больше того, только слово - и до трех часов я вообще умолкну, чтоб даже своим голосом вас не смущать. А то еще сейчас скажете, что я вас как-то убеждаю...
- Будто это не так! - хлопнув ладонями по стойке, поднял голову Павел Макарович.
Лука закатил глаза.
- Вот вы все всегда так говорите! Серьезно, вы бы знали, сколько раз я это слышал. С ума сойти, будто вас всех под копирку делали. Оправдания, оправдания и еще раз оправдания! “Это не я, меня заставили”. Скажите, я держу вас за горло? Может, я двигал вашей рукой тогда? Или долго морил голодом, пытал и издевался, чтоб вы подписали договор? Вот это - убеждение! А то, что я говорю, говорил и буду говорить - лишь слова, сотрясание воздуха волнами определенной частоты. Вес им придаете вы, все здесь присутствующие. И реагируете на них сами, так, как велит вам рассудок. Или вы хотите сказать, что недееспособны? Может, вместо вашего сознания в вас сидит какой-то ваш личный микроскопический враг, заставляющий творить ужасные вещи?!
Он умолк, шумно втягивая воздух. Вся его вальяжность, спокойствие куда-то исчезли, пусть и всего на минуту - вот Лука уже снова взял себя в руки и продолжил спокойным тоном.
- Прошу простить, немного увлекся. Нервная работа, знаете ли... Павел Макарович, а ведь уже без пятнадцати! Итак, вернемся к нашему договору. Да, пожалуй, двоих, если вы не против, я уже выбрал. Но третьего... выбор третьего кандидата я предоставлю вам. Все же вы - хозяин положения.
- Кандидата... на что? - впервые за все это время подал голос Климов. Сказать, что это слово встревожило его - ничего не сказать.
- Ну как же, - искренне удивился Лука. - Видите ли, мы с Павлом Макаровичем пятьдесят два года назад заключили контракт. Детали его я вам озвучивать не буду, ибо конфиденциальность превыше всего... впрочем, часть условий, при взгляде на самого достопочтенного владельца этого заведения и сопоставлении дат, думаю, вы угадаете сами. Но не суть важно, главное - это графа с регулированием оплаты. Раз в тринадцать лет я являюсь к Павлу Макаровичу, и спрашиваю, как бы пошло это ни звучало - продлевать будете?.. Если он отказывается, то... это, вообще говоря, наше с ним дело, что будет дальше, уж простите. Но если он соглашается, я забираю души трех посетителей, которые к этому моменту по счастливому, или не очень, стечению обстоятельств должны здесь присутствовать. Правда, в этом году произошла некоторая накладка, и гостей у Павла Макаровича четверо. Что ж, как я и говорил ранее - у человека всегда есть выбор, вот вам и подтверждение сего.
- Постойте, - горячо заговорил Андрей. - Но как это возможно? Я не очень-то разбираюсь в данном вопросе, но разве душа - это не что-то личное? Как кто-то чужой может ей распоряжаться?
Узнай хотя бы вчера прагматичный программист, абсолютно не верующий в существование высших сил и тонких материй, что будет задавать подобный вопрос, не поверил бы. Однако сейчас почему-то он говорил на полном серьезе. Может, повлияла духота? Ожидая ответ, Климов стянул с себя насквозь пропитавшийся потом свитер.
- Да запросто, - пожал плечами Лука. - Вы ведь находитесь в гостях у Павла Макаровича, и, по сути, добровольно доверили ему свою жизнь, себя. А он, естественно, вашим доверием и пользуется. Не правда ли, чудесно?
Раздался страшный грохот, в сопровождении которого с лестницы сверзился Николай Лесовицкий. В правой руке его блеснуло металлом что-то мрачное, пугающее своим холодным серым цветом. Бизнесмен, пошатываясь, вышел на свет, поднимая руку. Обвиняющим перстом на Луку уставилось дуло короткого пистолета.
- Что теперь ты будешь говорить, мразь? - еле ворочая языком, спросил Николай. - Кто тут теперь главный?
- Конечно же вы, конечно! - с готовностью закивал Лука. - Но только если не побоитесь применить ваше грозное оружие. Подумайте, ведь вашему отцу снова придется решать проблемы своего чада. А вы до сих пор не поблагодарили его за прекращение дела об изнасиловании. Сергей Константинович, между прочим, сильно переживает из-за этого. Конечно, не так сильно, как потерпевшая Алина Птицына, она-то даже руки на себя наложить пробовала. Но тоже порядочно.