А тот на удивление управился очень скоро. Телевизор - ее старенький Samsung - ожил, расцветил комнату яркими красками. От сердца хозяйки отхлынула волна беспокойства.
- Сколько я должна?
- Пятьдесят. Это минимальная такса. Здесь работы-то было всего ничего.
- Спасибо. Вы вернули меня к жизни, - сказала она и подумала: "Зачем эти лишние откровения?"
- Не вас, а его, - хмуро, без улыбки ответил телемастер и направился в прихожую.
Он быстро оделся - привычно, без лишних движений и суеты. Потом вынул из портмоне визитку и со словами "может, пригодится когда-нибудь" протянул хозяйке. Еще через полминуты - она слышала - за ним затворились двери лифта.
Тогда она вернулась в комнату, схватила пульт дистанционного управления и принялась гонять своего любимого "корейца" по всем каналам. И вдруг бросила пульт на диван, шмыгнула к балкону и растворила дверь. Холодный воздух декабрьского утра хлынул в квартиру.
Она вдруг поняла, почему этот человек вызывал в ней неприязнь. От него пахло бензином.
***
Интернет не "пАрил", как бывало в другие вечера. У нее была куча закладок - почти все на литературных сайтах. И она перескакивала с одной закладки на другую - порой вчитываясь в произведения неизвестных авторов, но чаще по первым строкам понимая, что графоманов в сети на несколько порядков больше, чем достойных писателей. Это удручало. Ей, учителю русской литературы, было как-то неловко от того, что среди сотен и тысяч имен почти не на ком было остановиться.
...Зазвонил телефон. Точнее, начал бодренько исполнять "Final countdown". Она вздрогнула от неожиданности, не сразу попала пальцем на кнопку ответа.
- Добрый вечер, Инна Васильевна.
- Добрый.
- Это из родительского комитета вас беспокоят, мама Сережи Литвинова.
- А, да, припоминаю. Зоя Федоровна, кажется?
- Да, вы не ошиблись. Я вот по какому поводу. Мы тут с родителями небольшой вечер придумали. Совместный - с ребятами девятых классов. Не все, конечно, согласились, а так, человек двенадцать. Уже столики заказали в кафе "Парус". Знаете? Так вот ребята в один голос требуют, чтобы мы вас пригласили. И мне поручили позвонить. Вы не против?
- ПризнАюсь, я несколько озадачена, - ответила Инна Васильевна.
- Я понимаю. Мы решили: пусть лучше вместе с родителями посидят, старый год проводят, так сказать, чем они сами где-то соберутся, да и начудят чего-нибудь. А так - сухое вино разрешим, не малолетки все же. Так вы как?
- Даже не знаю.
- Они вас очень любят. И мой, да и другие - все говорят, что вы для них самая лучшая.
- Спасибо, Зоя Федоровна, я подумаю.
- Тридцатого, в семь вечера. Мы вас будем ждать.
- Я постараюсь.
Она отложила телефон. Повозила стрелочку "мышки" по странице - без внимания, чисто механически.
"Любят они меня", - подумала с грустью.
Нет, что-то в жизни было не так. Что-то в мире было не так. Как-то по-другому устроено, не по-человечески, не по-доброму - не для счастья, а для сплошного преодоления...
И она открыла экспресс-панель в Опере, где одна из закладок называлась Стихи. ру. Любимого автора у нее не было - так, листала одного за другим. Иногда находила что-то для души, чаще - разочаровывалась.
Ей хотелось чего-то такого... такого - она сама не знала какого. Именно в эту минуту хотелось. Чтобы чьи-то слова задели, захватили ее целиком, заставили всколыхнуться океан души, подняли в нем волну светлой грусти, понимания, стремления жить дальше. И она подсознательно чувствовала, что именно сегодня что-то подобное случится.
Гул подземелий страха,
вой одичавших нимф.
У Харона взмокла рубаха,
у Христа покосился нимб.
Исковеркано все, измято,
перепробовано на вкус.
Но не стало больше понятно
то, о чем я писать решусь.
Насыщенье духовной пищей
не приходит, как ни тужись.
И чадит стихов пепелище,
отравляя спокойную жизнь.
Из души - как со дна колодца -
зачерпну родниковых слов
и продолжу стихами бороться
за земную свою любовь.
Дочитав стихотворение до конца, она остановилась, замерла. На странице автора фото не было. Просто Андрей Глыбов, и все. Ни возраста, ни города.
Вернулась к тем же строкам, перечитала еще раз. Да, это было оно - то самое, что она ждала! То самое... Автор подгонял слова друг к другу плотно - будто каменщик, кладущий кирпичи, он не оставлял даже малейшей щели, из которой бы сквозило графоманство.