- Я тебя совершенно не знаю, - вдруг сказал Северин. - Но уж если за тебя поручается мой брат, то мне не остается ничего иного, как довериться Венсану.
- Вы можете быть совершенно спокойны, сеньор!
- Хорошо. Я уеду завтра. Деньги на еду получишь утром. Только одна просьба, если угодно, приказ.
- Слушаю...
- Возможно, ты захочешь погулять, выпить и повеселиться. Возможно, у тебя появятся новые знакомые. Прошу только об одном: никого не води сюда.
- Что вы, сеньор! Как можно!
- Я надеюсь, что так и будет. А сейчас мы поужинаем, Тибо, и ты расскажешь мне о моем брате.
- Вы поразительно похожи!
- Я знаю, я хорошо это знаю...
- А сколько лет вы не виделись?
- Сколько? Об этом больно подумать и страшно произнести вслух...
- Вот удивительное дело! - воскликнул Тибо, заметно осмелев. - Вы оба состояли в Ордене, но за долгие годы ни разу не встретились!
- Возможно, мы и сами не хотели этого, - задумчиво ответил Северин де Брие.
- Простите, ваша милость, не смею вмешиваться...
- Ничего, Тибо, не робей.
- Да я и не из робких.
- Это и понятно. Иначе мой брат не взял бы тебя оруженосцем.
- Ваш брат очень смелый и отчаянный человек! И годы не меняют его характер.
- Идем же скорее на кухню! Мне не терпится выпить с тобой, Тибо, по кружке вина и услышать рассказ о Венсане.
***
Приземистое, монолитное строение, состоящее из центральной базилики и двух боковых, соединенных между собой пространными нефами, утопало в зелени яблоневого сада. Сюда, в церковь Святого Михаила в местечке Брэй, что на правом берегу Темзы в двадцати милях от Лондона, Северин де Брие приехал перед полуднем.
Дождь закончился еще накануне ночью, в высоком ослепительно синем небе снова сияло солнце, быстро высушивая сочную траву и сокращая размеры луж. Воздух пьянил цветением деревьев, его хотелось не вдыхать, а пить, как нектар.
Впрочем, Северину де Брие было не до романтических сравнений - он оставался хмур и сосредоточен на своих мыслях. Сойдя с лошади, всадник привязал ее к столбу неподалеку от центрального входа в церковь, а сам обогнул здание с левой стороны и уверенно вошел в узкую дверь, расположенную почти в самом конце базилики. Задержавшись на несколько мгновений у входа, чтобы глаза привыкли к полумраку, де Брие направился к алтарю. Там у большого деревянного распятия стоял и молился священник. Несколько прихожан сидели на скамьях, обращая свои взоры и молитвы к ликам святых.
Де Брие приблизился к священнику сзади, перекрестился в сторону распятия, шепча одними губами "Pater noster", потом тихо сказал:
- Здравствуйте, святой отец. Рад видеть вас во здравии и труде.
Священник оглянулся. Это был высокий худощавый старик с красивой благородной сединой и лицом смиренного человека. Узнав де Брие, он ответил с редким достоинством:
- И тебе здравия, сын мой. Помолись со мной рядом, и да услышит Господь чаяния твои. Полагаю, серьезное дело привело тебя ко мне?
- Именно так, святой отец.
- Что ж, помолимся и за то, чтобы всё наилучшим образом разрешилось.
Через четверть часа в комнате для переодеваний двое мужчин продолжили разговор.
- Давно я тебя не видел, сын мой! Сколько воды утекло...
-Да, я не приезжал к вам несколько лет. На то были веские причины, святой отец.
- Не оправдывайся, я тебя ведь ни о чем не спрашиваю.
- Я и не оправдываюсь. Как живете?
- Когда я был магистром тамплиеров в графстве Беркшир, - неторопливо, будто взвешивая слова, сказал святой отец, - когда меня еще все знали как Филиппа де Мьюса, я не чувствовал одиночества, дорогой мой Северин. Я был на виду, у меня была сила и власть над людьми. Ко мне стремились те, кто нуждался в помощи и защите. И я всегда давал им то, что они ждали.
- А теперь?
- А теперь всё изменилось. Когда меня арестовали и под пытками заставили подписать отречение... Знаешь, Северин, я уже не молод и всякого повидал на своем веку. Но мне до сих пор не по себе. А ты? Ты тоже был арестован?
- Мне удалось избежать этой участи, святой отец. Я долго скрывался, пока не закончились преследования.
- Ты не знаешь, что такое Тауэр, ты не знаешь, что такое пытки инквизиции... И слава богу, что не знаешь!
- Хвала Всевышнему, он уберег меня от этого!
- А меня не уберег. Но я держался мужественно, как и многие рядом со мной.
С этими словами священник порылся в бумагах на столе и протянул Северину свиток, исписанный мелким почерком.
- Прочитай это, сын мой, - сказал он печальным голосом.
- Что это?
- Это заявление, которое мы, рыцари Храма, взятые под стражу, передали епископам Лондонскому и Чичестерскому в церкви Всех Святых в Беркипгчерч, когда нас доставили туда на допрос.
Северин развернул документ и прочитал следующее:
"Да будет известно достопочтенному отцу нашему, епископу Кентерберийскому,
примасу всей Англии, и всем прелатам святой церкви, и всем христианам, что все
мы, братья-тамплиеры, которые собрались здесь, все вместе и каждый в отдельности,
как добрые христиане веруем в Господа нашего Иисуса Христа, и веруем в Бога-Отца
Вседержителя, создавшего небо и землю, и в Иисуса, Сына Его, зачатого от Святого
Духа, рожденного от Девы Марии, претерпевшего страдания и страсти, умершего на
Кресте за всех грешников, спустившегося в ад, а на третий день восставшего от
смерти к жизни, и поднявшегося на небо, и воссевшего одесную Отца, и грядет Он в
день Страшного суда судить живых и мертвых, и сие да пребудет вовеки; и веруем
во все, во что верует святая церковь и наставляет нас. И что наше монашеское
служение основано на повиновении, целомудрии, нестяжательстве и пособничестве в
завоевании Святой земли Иерусалима, всеми силами и мощью, кои дарует нам Господь.
И мы полностью отрицаем и не признаем, все вместе и каждый в отдельности, все
виды ересей и злодеяний, кои противоречат вере святой церкви. И во имя Бога и
милосердия мы просим вас, тех, кто представляет нашего святого отца, папу,
видеть в нас истинных детей святой церкви, ибо мы хранили и блюли веру и закон
церкви и нашего собственного монашеского братства, доброго, честного и
справедливого, в соответствии с привилегиями и ордонансами римского престола,
объявленными, утвержденными и принятыми Собором; и оные привилегии, вместе с
уставом нашего ордена, записаны в римской курии. И мы могли бы пригласить всех
христиан (кроме врагов и клеветников наших), с кем мы хорошо знакомы и среди
которых мы жили, чтобы они рассказали, как и каким образом проводили мы нашу
жизнь. И если при допросе мы сказали или сделали что-либо дурное из-за незнания
слова, ибо мы неграмотны, то мы готовы пострадать за святую церковь, подобно
Тому, Кто умер за нас на Святом кресте. И мы веруем во все церковные Таинства. И
мы молим вас во имя Господа и во имя вашего спасения, чтобы вы судили нас так,
как придется вам ответить за себя и за нас пред Господом; и мы просим, чтобы
наши показания были зачитаны перед нами и перед всеми людьми на том языке и в
тех самых словах, в каких они были даны и записаны на бумаге".
- Кто составил этот документ? - спросил Северин.
- Уильям де ла Мор, магистр Храма, твой покорный слуга и еще несколько наших братьев.
- А что было потом?
- Это заявление никак не устраивало папских инквизиторов. Понтифик, узнав о таком повороте событий, написал строгое письмо королю Англии Эдуарду, и тот направил новые приказы мэру и шерифам Лондона, велев поместить тамплиеров в отдельные камеры и заковать в цепи. С нами обращались то строго, то снисходительно - и в эти моменты нас посещали ученые прелаты и мудрые доктора теологии, которые путем увещеваний, убеждений и угроз пытались вырвать у нас требуемые признания. Так продолжалось больше двух месяцев. Мне казалось, я побывал в аду! - Святой отец замолчал. Было видно, с каким трудом даются ему воспоминания. - Шестого июля, я хорошо помню этот день, епископы Лондонский, Винчестерский и Чичестерский беседовали в Саутворке со мной и несколькими братьями-служителями Нового Темпла в Лондоне. Они сказали, что мы очевидно повинны в ереси. Клирики объясняли нам, что мы жестоко заблуждались, считая, что магистр ордена, который не имеет священнического сана, был вправе отпускать нам грехи, и предупредили, что если мы станем упорствовать в своем заблуждении, нас признают еретиками, и что если мы не можем очистить себя от этого обвинения, нам следует отречься от всех ересей, в которых нас обвиняют. Мы ответили, что готовы отречься от заблуждения, в которое впали, и что смиренно и почтительно подчиняемся приказаниям церкви, моля о прощении и милосердии. Затем епископы торжественно отпустили нам грехи и приняли в лоно церкви. Нас выпустили на свободу, а мне, как священнику, разрешили вернуться к своей прежней деятельности.