- Весьма благодарен вам, мессир, - с трепетом сказал Северин де Брие. - Для меня остается неразрешимой загадкой, почему вы для этой деятельности избрали именно меня, а не кого-то другого. Есть ведь немало в вашем окружении людей, достойных самых высоких оценок.
- Есть, брат мой, и есть действительно немало, - ответил Жак де Моле. - Но свой выбор я остановил на тебе и объяснить этого не могу... Должно быть, это был голос свыше, который дал мне подсказку... Видишь ли, Северин, возможно, в скором будущем Орден ждут большие и серьезные перемены. Возможно, случится так, что я не смогу в полной мере управлять этой огромной организацией. Возможно, существование Ордена перейдет в несколько иную форму или же окажется перед угрозой полного исчезновения...
- Я слушаю вас с внутренним трепетом, мессир...
- А мне приходится с трепетом говорить эти слова.
Жак де Моле сделал паузу. Он отпил вина из кубка, задумался. Северин, затаив дыхание, наблюдал за Великим магистром.
- Самое главное - это сохранить святыни, - произнес, наконец, де Моле. - И ты, брат мой, справишься с этим. Здесь, в Ренн-ле-Шато, на протяжении многих лет хранится Ковчег завета. Скоро я поеду в Англию и сам перевезу его туда - подальше от короля и папы, каждый из которых давно стремится им завладеть. В Англии есть надежное место, где Ковчег можно спрятать. Об остальных реликвиях и об архиве Ордена я тоже позабочусь в свое время. И ты, брат мой, непременно обо всем узнаешь.
- Ковчег завета хранится здесь?! - воскликнул Северин. - И в нем - каменные скрижали Моисея?!
- Да, брат мой, именно так, - ответил Жак де Моле.
Северин, всегда отличавшийся спокойствием и сдержанностью, вдруг поднялся с табурета и зашагал по трапезной. Сделав несколько шагов, он остановился, потом встал перед Великим магистром на колени.
- Мессир! - возвысив голос, произнес рыцарь. - С глубочайшей благодарностью я принимаю от вас это новое для меня назначение и клянусь все силы и всю жизнь положить на то, чтобы оправдать ваше высочайшее доверие ко мне.
- Я не сомневаюсь, мой мальчик, что сделал правильный выбор, - ответил тогда Жак де Моле.
...Спускаясь в подземелье церкви Святого Михаила, Северин вспоминал этот разговор с Великим магистром. Тогда, восемь лет назад, ему не удалось как следует рассмотреть святыню: он оставался у входа в пещеру, тогда как люди Жака де Моле, завернув реликвию в несколько слоев плотной серой ткани, вынесли ее из темноты многолетнего захоронения в темноту ночи и погрузили на телегу.
Великий магистр подошел к Северину и сказал, положив одну руку ему на плечо, а другой указывая на повозку за спиной:
- Брат мой, ты вскоре отправишься в Англию, где встретишься с ним. Наш преданный друг и брат Филипп де Мьюс поможет тебе обустроиться. Помни лишь одно: никто из христиан не может снять крышку с Ковчега, никто не может заглянуть внутрь - это привилегия избранных, для остальных - это мучительная смерть. Почитай Талмуд, и ты узнаешь об этом подробнее. А теперь прощай...
...И вот сейчас, приближаясь к святыне, Северин снова вспоминал эти слова Жака де Моле, и трепет снова охватывал его. Шуршал песок под ногами, потрескивал факел в дрожащей руке. Наконец, ступени кончились, и перед ним открылся проем, за которым угадывалась небольшая комната.
- Это здесь, - произнес де Мьюс, выглядывая из-за спины Северина.
Оба мужчины вошли в комнату, в которой едва ли могли развернуться три человека. Свет факела выхватил из темноты серые стены и низко нависший потолок.
- Ничего не понимаю! - воскликнул святой отец. - Как такое возможно?!
Северин холодно посмотрел на священника и повернулся лицом к выходу.
- Я не виноват, я ничего не знаю! - Голос де Мьюса дрожал. - Надеюсь, ты меня ни в чем не подозреваешь?
- Подозревать вас - значит растоптать веру. Этого я себе позволить не могу, - ответил Северин, шагнув обратно в коридор.
2
Снег растаял, сошел очень быстро, превратился в воспоминание. Водостоки приняли последнюю зимнюю влагу, помогли асфальту быстрее высохнуть. И во второй половине февраля пришла весна - еще робкая, осторожная, но все-таки настоящая. И всё проснулось, потянулось к свету, к теплу, к жизни. Разнообразие красок, звуков, запахов. Разнообразие лиц. И мыслей. И чувств.
Весной почему-то больше всего думается о начале - начале пути, начале отношений, начале творчества. С началом пути все ясно: билет на поезд или самолет, решительный шаг к новым горизонтам. Можно и пешком - просто уйти из дому - куда глаза глядят, лишь бы от прошлого. Тоже ведь начало. И в чем оно: в твоей мысли о том, что пора бы уже что-то поменять? Или в железнодорожной кассе, куда ты пришел за билетом? Или в том дереве, из древесины которого сделана бумага для билета?
С отношениями - тоже нет ясности. Когда они зарождаются, где тот самый - тот самый - взгляд? Или вздох, или мысль? В какой момент времени, в какой точке пространства? Что должно пересечься и почему, какая искра должна вспыхнуть? "Любовь с первого взгляда" - общепринятая формулировка. Чушь собачья - невозможно влюбиться от одного лишь первого взгляда! Мало этого, мало... А тембр голоса, а поворот головы, а жест, а запах волос или духов, а шуршание платья или шагов, да и сами шаги - их размеренность или их торопливость, а касание рук... Какое касание, спросите вы? Не было? А легкий ветерок от тела к телу, неощутимый, неосязаемый, как взмахи невидимых крыльев, а флюиды, что сталкиваются в полете навстречу друг другу - это не физика, это не подзаконно, а если все же физика, то из такой тонкой материи, куда еще не проникла со своими грубыми формулами человеческая мысль. Вот и касание! Начало...
Впрочем, в чем состоит начало творчества - разве с этим определением нет проблем? Да тут их еще больше! Творческий процесс непредсказуем, он вообще не поддается описанию, поскольку находится за гранью общепринятых схем, за гранью логики. Он приходит к тебе, сваливается из ниоткуда и захватывает тебя целиком - не отвертеться... Вдохновение - легкое, как бабочка над цветком, неуловимое, невесомое, просто несуществующее... Это то редкое, что подарено человеку Богом без всяких объяснений. Заметим - подарено далеко не всем. Почему? Разве не мог Творец приобщить к творчеству каждого, сделать всех гениальными? Наверное, мог, но как тогда можно было бы отличить великое от обыденного? Как можно было бы заметить "Сикстинскую мадонну" или "Джоконду" в ряду похожих полотен? Как можно было бы услышать Сороковую симфонию Моцарта или Первый концерт Чайковского, если отовсюду бы звучало нечто подобное? А Слово? Разве существует необходимость, чтобы Словом владел каждый? Если все будут писать - кто останется читателем? Это как в военной авиации: есть ведущие в звене, а есть ведомые. Кому-то дано принимать решения, а кому-то - им подчиняться. Кому-то дано говорить, а кому-то слушать. Следует только помнить, что Слово - это движение. Слово - есть воплощение мысли, выраженной устными или письменными символами. А поскольку сама мысль подвижна - вслед за ней подвижно и Слово. И пока это так - продолжается жизнь. И пока это так - ширятся страдания, потому что творчества без страдания не бывает. ОН так задумал...
***
" Перед тем, как уснуть, промелькнула в голове неясная мысль о тебе, не словами, а каким-то странным образом - как газо-пылевая туманность. Вот, жаль, что ты далеко и Атлас звёздного неба смотрю я одна. Много бы ты мне мог порассказать, думаю я, засыпая... И ещё думаю, смогу ли я за это время долететь до тебя мыслью? И за этот час приснился сон - тоже про тебя, только мы были не люди - а вот эти туманности, или частицы - мы носились где-то в космосе и никак не могли встретиться. Зазвенел будильник на телефоне, открыла глаза и никак не могла понять - кто я, где я... почему тут... и одна?.. ведь ты только что был рядом... и зачем я сюда сегодня - с утра... тут пусто и безлюдно... и не видно следов человека... за моим окном пусто и темно - и здесь пусто и темно также... я знаю, чтО это - это начало полярной ночи, начало пустоты и одиночества... я ничего не прошу... и пусть бывают в полярной ночи северные сияния - но у меня не та широта, чтобы им быть... да и когда взгляд всё время вниз... от того, что груз тяжек... трудно заметить сияние в небе... и Солнце... и Луну... заметишь отражённый свет, подумаешь: как счастлив тот, для кого они светят... без зависти - потому что понимаешь: раз Бог не дал, значит, недостойна... и бредёшь себе дальше своей дорогой... и глотаешь свои горькие слёзы, склонив голову... чтобы не увидал никто...