И хотя никто не назвал бы фантастику Анчарова научной, он, между прочим, показал иным так называемым научным фантастам, что такое настоящая выдумка, настоящая фантазия, настоящая эрудиция. Теории, которые выдвигают его герои /то есть сам автор/ не только незаемны, но и так убедительно обоснованы, что, например, мне, дилетанту, трудно даже судить, выдумка это или правда. Гошка, например, утверждает, что мастера, строившие Кремль, были непосредственно связаны с Леонардо да Винчи, а в более позднем "Самшитовом лесе" герой доказал не много, не мало знаменитую теорему Ферма... Ученые, правда, вряд ли удовлетворятся его построениями, но вы попробуйте хотя бы подступиться к решению загадки, над которой математики бились несколько веков... Страна вползала в мрачную полосу застоя - Анчаров оставался романтиком. Я бы не осмелился утверждать, что занятый им блок-пост был сооружением, отгораживающим автора от действительности, думаю, что в его собственном представлении он как раз находился на переднем крае. Но грань, отделяющая оптимизм от бодрячества, или, может быть, даже от конформизма очень тонка, и на какой-то момент автор незаметно для себя переступил ее, чем и объясняется неудача двух его телеспектаклей, о которых, к счастью, все давно забыли. И сам автор в последних произведениях вернулся к шестидесятническим настроениям, к любимым героям, умным, остроумным, добрым, влюбленным в жизнь и красоту, те есть к тому, в чем он был силен и чем остался в нашей памяти. Может быть, он не шагнул вперед, но и назад не отступил ни шагу.
В кругу тех же настроений вращается и творчество Вадима Шефнера, хотя он пользуется иными художественными средствами. По возрасту Шефнер - один из старейших участников наших бесед за круглым столом. До того как он выпустил первый рассказ "Скромный гений" /1963 г./, он уже был известным поэтом, чьи стихи печатались еще до войны. А вот фантастика Шефнера стала неотъемлемой частью "новой волны". Он отказался от каких бы то ни было традиций, тоже создав собственное, ни на кого не похожее направление. Удивительно и то, что его "ненаучно-фантастические" рассказы резко отличаются от строго классической по форме и содержанию лирики. Впрочем, сам он с этим умозаключением не согласился: "Фантастика для меня - это, перефразируя Клаузевица, продолжение поэзии иными средствами. ...Сказочность, странность, возможность творить чудеса, возможность ставить героев в невозможные ситуации - вот что меня в ней привлекает". В фантастике он позволяет себе самые невероятные ходы. Кажется, только у Шефнера персонажи способны встречать пришельцев с поллитровкой или споить эликсир бессмертия поросенку... Многие пытались определить жанр его рассказов - пародия, сатира, сказка... Но в том-то и секрет по-настоящему оригинального стиля, что что он не сводим к уже существующим терминам. Казалось бы, налицо юмористические и пародийные признаки, но почему-то "нет того веселья". Напротив - и это, может быть, единственное, что роднит прозу Шефнера с его стихами - повсюду растворен прозрачный оттенок грусти. Дело опять-таки в героях, в его скромных гениях, счастливых неудачниках, трусливых храбрецах... Оксюмороны в названиях по-своему характеризуют противоречивость, двуликость нашего времени. Такие герои были невозможны в "старой" фантастике, выстраивавшей шеренги непоколебимых борцов и новаторов, напоминающих скульптуру Мухиной. А маленькие большие герои Шефнера не способны бороться за себя, за свои гениальные изобретения. Их руки не приспособлены для растаскивания бюрократических засек. Рядом с открывателями автор обязательно располагает мещан /часто это жена или близкий друг/, которые считают первых в лучшем случае непрактичными чудаками, или просто свихнувшимися, кого надо лечить во сне ударом свинцовой палки по голове. Жизненный символ, если угодно... Вспомним еще раз о том, что одной из трагических составляющих нашей тогдашней жизни была невостребованность талантов, а то и прямая расправа с ними, и мы поймем, что произведения Шефнера дают фантасмагорическую, но отнюдь не оторванную от реальности картину действительности. Оправданная фантасмагоричность, пожалуй, и есть главная задача фантастики. Разговоры о том, что прозу Шефнера в строгом смысле слова нельзя отнести к фантастике, просто глупость. Напротив, мало кто так ясно представлял ее суть: "Мне кажется, чем фантастичнее фантастика, чем она страннее и "безумнее", чем дальше от обыденного и рутинного вынесена точка зрения автора, тем ближе эта фантастика к подлинной реальности. Чем невозможнее и сказочнее события, изложенные в фантастическом произведении, тем на большее количество подлинных жизненных событий может при случае спроецироваться творческий замысел художника и осветить их для читателя. Но это, конечно, только в том случае, если фантастика пишется не ради самой фантастики, не бегство от реальности в некие беспочвенные пространства. Нет, каждое фантастическое произведение должно нести в себе и некое надфантастическое задание"... Во всем, что я прочитал о фантастике, нет цитаты, более близко отвечающей моим представлениям о ней.
К 70-ым годам на одно из первых мест выдвигается Кир Булычев. Его произведения многочисленны и многожанровы и выделить среди них главное непросто. Он начинался как детский писатель. После публикации "Девочки, с которой ничего не случится" /1965 г./ стал популярным. У наших детей много любимых героев, но они, как правило, заморские гости - Буратино, Винни-Пух, Карлсон... Алиса же Селезнева "своя в доску", как выражались школьники в мое время. Это легко узнаваемое существо. Мы не раз встречали таких толковых и бойких девчонок, которым до всего есть дело. Она чем-то напоминает Тома Сойера, который тоже не был послушным тихоней, но в ответственные минуты показал себя мужественным и добрым мальчиком. Кроме того, Алиса умеет нестандартно мыслить. С точки зрения железобетонных космонавтов, нападение бродячих кустов надо отбивать, и только Алиса догадывается, что растения всего-навсего просят, чтобы их полили. Удача образа в том, что при всей ее сообразительности и находчивости Алиса остается озорной девчонкой, а вовсе не превращается в мудрого Эйнштейна, по недоразумению принявшего обличье конопатого существа при косичках с бантиками. В книге используются термины и темы научной фантастики, но они, так сказать, доведены до логического конца и поэтому приобретают сказочный характер. Таким образом, возникает истинно современная сказка; она хоть и волшебная, но в ней нет ни волшебной палочки, ни фей, ни джиннов, ни леших, а о Бабе-Яге героиня впервые услышала от папы и очень заинтересовалась, кто это такая. - А почему она голодная? - допрашивает Алиса несчастного отца, который уже и не рад, что упомянул про эту самую Ягу. - Потому что к ней в избушку не проложили продуктопровода! - находит выход Селезнев-старший... Удачи, как правило, толкают авторов к "продолжениям". Не устоял перед этим искушением и Булычев. В повести " Сто лет тому вперед" /1975 г./, например, знаменитая космопроходчица оказывается переброшенной на машине времени в шестой класс московской школы наших дней. /Корректно ли в середине 90-х называть середину 70-х "нашими днями"?/ Можно себе представить, какой фурор произвела там девочка из будущего, хотя Алиса и старалась держаться скромницей. Но разве девчонка ее возраста и характера смогла бы скрыть умение говорить на восьми языках? Увы, есть непреложный закон, суть которого в том, что "продолжения" всегда уступают первым книгам или фильмам. Так случилось и с продолжением алисиных приключений. Про Алису они нового нам не рассказали, в лучшем случае "девочка с Земли" осталась такой же, какой она была нам известна по первой книге. С Алисой и вправду "ничего не случилось"... Второе удачное открытие писателя - "географическое". Великий Гусляр - это не Дономага Варшавского, которая находится везде и нигде. Напротив, это знакомый всем среднерусский городок, и чтобы попасть в него, достаточно сесть в поезд и доехать до любого из нечерноземных райцентров. Единственное его отличие от "натуральных" населенных пунктов: Великий Гусляр облюбовали пришельцы. Но если у других авторов прибытие высокопоставленных гостей вызывает изрядную суматоху, то для гуслярцев их визиты - событие рядовое, и вызывает не больший интерес, чем, скажем, очередь за дефицитом. Интонация полнейшей обыденности вызывает комический эффект, но это не зубоскальство: каждый рассказ из гуслярского цикла несет в себе мораль, да проститься мне столь старомодное слово. Для цикла, да и вообще для писателя, характерен рассказ "Поступили в продажу золотые рыбки". Самые нелепые задания дают горожане говорящим созданиям, каждое из которых в соответствии со сказочной традицией выполняет три желания человека, поймавшего золотую рыбку или - в данном случае - купившего ее в зоомагазине. Кто-то, например, "сообразил" заменить воду в водопроводе на водку, и пришлось хорошей женщине потратить целое желание, чтобы наладить нормальное водоснабжение. Хотя автор впрямую и не говорит об этом, но из названия цикла и из других рассказов становится ясно, что это никакие не рыбки, а всемогущие пришельцы, решившие... Что решившие? Позабавиться? И, действительно, поначалу, кажется, что замысел автора сводится к насмешкам, впрочем, довольно добродушным, над корыстностью и легкомыслием. Тональность меняет финал. Третье, последнее желание почти у всех обладателей рыбок без какого-либо сговора оказалось одинаковым: они отдали его несчастному калеке, который потерял руку на пожаре. Единодушие чуть не привело к тяжелым последствиям: у парня выросло двадцать рук на месте отсутствующей. И оставаться бы Эрику еще худшим уродом, но автор никогда не даст в обиду невиноватого человека, он сохранит в запасе еще одно неиспользованное желание и вернет Эрику нормальный вид. И смешно, и трогательно... От этого рассказа легко перейти к третьей линии в творчестве Булычева - к рассказам и повестям уже не детским и не юмористическим, "обыкновенным". В новейшем собрании его сочинений эта серия названа "взрослой" фантастикой, но, право же, граница зачастую неуловима. К какой категории относится, например, рассказ "Такан для детей Земли", об удивительном крылатом существе - овеществленной детской мечте из известной сказки? Когда такана привезли на Землю и он вылетел из звездолета, миллионы земных ребятишек, увидевшие его на экранах, в один голос закричали: - Лети к нам, конек-горбунок! Вообще в рассказах Булычева мечты осуществляются часто, но это не значит, что все его рассказы имеют рождественские концы. Герои рассказов Булычева утверждают благородство, благодарность, великодушие, взаимную поддержку как естественные, как единственно возможные отношения между людьми. Для них поступить так, как они поступают, совершить подвиг, даже пожертвовать жизнью /например, в рассказе "О некрасивом биоформе"/ вовсе не значит сделать что-то необычное, исключительное - нет, это для них норма. Рассказы сборника "Люди как люди" /1975 г./ проникнуты лирикой и юмором. Писатель не стремится к изобретению невероятных фантастических гипотез, хотя порой и блещет выдумкой, как, например, в "Сказке о репе". Определяющая тема произведений Булычева - человеческая доброта, самоотверженность, стремление людей друг к другу, тема человеческих сердец, открытых для всех добрых людей. Для писателя нет сомнений, что эти нравственные устои - единственно возможный вариант отношений не только между людьми, но и всеми разумными существами, о чем свидетельствует, скажем, прелестный рассказ "Снегурочка", о симпатии двух существ, по природе своей не могущих даже стоять рядом. Название сборника полемично вдвойне. Оно противопоставлено амбициозному заголовку "Люди как боги" - романов Г.Уэллса и С.Снегова, о котором речь впереди, но и сама книга рассказывает не только о человеках, а часто о понимании, дружбе и даже любви между людьми и индивидуумами, которые не соответствуют нашим представлениям о красоте и гармонии. Однако фантастический маскарад не может скрыть от нас, что в каждом из этих созданий есть душа, и эта душа очень напоминает человеческую в лучших ее проявлениях.