Увлеченная мировоззренческими, моральными, разоблачительными и прочими важными заботами наша фантастика порой упускала из виду, что молодежь больше всего привлекает приключенческий дух. Поэтому так свежо прозвучал в других отношениях вполне традиционный роман Виталия Чернова "Сын Розовой Медведицы" /1976 г./. Действие его романа начинается еще до Октябрьской революции. На "воспитание" к медведице, потерявшей детенышей, попадает осиротевший двухлетний малыш с одинокого горного стойбища, родители которого в свою очередь стали жертвами чумы. История эта, разумеется, вымышленная, но автору удалось добиться максимального - для избранной ситуации - правдоподобия. В то, что ловкий, беспощадный к врагам и преданный друзьям Хуги никогда не существовал, молодым читателям, очевидно, будет поверить нелегко, а заставить читателя верить в заведомо невозможное - несомненный признак фантастики высокого класса. Автор красочно описал богатую и величественную природу Тянь-Шаня, ее разнообразных обитателей. В этом плане книга совершенно реалистична, а ее фантастической версии придает добавочную убедительность умелое использование легенд и слухов о снежном человеке, которые усиленно распространялись несколько лет назад. В книге Чернова эти слухи, например, о виденных кем-то гигантских следах, получают простое и логичное объяснение. Часть глав отдана многолетней одиссее самого Хуги - медвежьего приемыша, мальчика, юноши, взрослого мужчины. Автор пытается обосновать маловероятный случай: человеческий детеныш сумел не только выжить в борьбе с жестокой природой, но и вписаться в нее, стать частью природы, победить врагов и сделаться хозяином округи. Примитивное, неразвившееся, но своеобразное мышление Хуги, его "первобытная" психология, его сложные и разнообразные отношения с окружающим миром, в том числе с человеческим, все это автор изображает с глубоким проникновением в характер, несмотря на всю необычность такого характера. Особенно трогательна нежность, которую испытывают друг к другу Хуги и его приемные "родители" - Розовая Медведица и Полосатый Коготь. Конечно, автор несколько очеловечивает повадки и разум животных, но далеко не в той степени, как это сделал Киплинг в "Книге Джунглей", и тем более Берроуз в "Тарзане". Другие главы переносят нас в населенные части Тянь-Шаня, к людям, которые долгие годы пытаются установить контакт с загадочным существом, внушающим суеверный страх местным жителям. Впервые Хуги был замечен еще в 20-х годах отрядом красных конников, посланных на борьбу с басмачами. Мысль об увиденном среди медведей человеке не дает покоя бывшему командиру отряда Федору Дунде, и через семь лет, став исследователем, он на свой страх и риск организует экспедицию в горы. Но маленький отряд бесследно исчезает. И лишь еще через двенадцать лет, перед Отечественной войной, молодому казахскому ученому Ильберсу, который волей судеб оказывается двоюродным братом Хуги, удается раскрыть обстоятельства трагической гибели отряда Федора и попытаться довести его дело до конца. Ученые понимают, что возвратить несчастное /а впрочем, по-своему счастливое/ существо в человеческое общество невозможно; "мауглизация" /такой термин употребляет Федор/ не проходит для человеческого разума даром. Разумеется, уникальный случай представляет огромный интерес для науки, но изучать психику Хуги можно только в естественной для него среде, не применяя насилия. Так считал Федор, к такому же гуманному выводу приходит и Ильберс, разрезая веревку на пойманном Хуги и возвращая ему свободу, дикую свободу. Но центральное место в нашей фантастике для детей, именно для того самого прекрасного возраста, когда в ребячьих мечтах тесно соприкасаются две равно неразрешимые трудности: одна - в преодолении светового барьера, другая - "А что по этому поводу скажет мама?", занимает Вячеслав Крапивин. Он написал много книг, вышло даже собрание сочинений, вполне заслуженное в отличие от некоторых ветеранов, самолично назначивших себя в классики. Книги Крапивина обладают той свежестью раннего летнего утра, которое охватывает каждого, кто в нее погружается. Вероятно, каждый мальчишка /а может быть, и не только мальчишка/ мечтал попасть в сказку. Чтобы бродить по узким кривым уличкам старинного города с узорчатыми крепостными башнями. И чтобы на боку болталась шпага, небрежно засунутая в кожаную перевязь. И чтобы рядом шли верные друзья с расцарапанными коленками, готовые ради тебя рискнуть жизнью. И чтобы были жестокие схватки с лютыми гвардейцами, нет, нет, не кардинала, кардинал - это из другой книги... Конечно, чтобы схватки кончались нашей полной победой, но хорошо бы и врагов не очень убивать. В мальчишеских грезах выглядит это примерно так: " - Руки... - сказал я и вынул рапиру. - Что? - не понял командир гвардейцев. - Руки с эфесов! - повторил я и почувствовал, как внутри меня все задрожало. Не от страха. - Уйдите с дороги! - Юный Рыцарь, нас трое, - снисходительно сказал командир. - Отдайте оружие, сейчас не до игры. И три острия затронули мою рубашку. ...Валерка правду говорил, слабаки они были в этом деле. Не дошла еще их фехтовальная наука до нашего уровня. Всего-то два простых захвата - и две шпаги зазвенели по мостовой..." Кто ж этот храбрый фехтовальщик? Он - взрослый. Но взрослый только на планете Земля. Ему повезло в жизни, он иногда переносится на другую планету, где его ожидают два друга, два брата. На той планете ему всегда двенадцать лет, и он участвует в чудесных и опасных приключениях. Первый раз это случилось с Сергеем Витальевичем в повести "Далекие горнисты" /1975 г./. Потом - "В ночь ночного прибоя" /1977 г./. Несколько позже было напечатано и заключение трилогии - "Вечный жемчуг" /1980 г./. В этих повестях есть все, что требуется в подобных случаях - и старые гриновские корабли в заброшенных гаванях, и волшебный кристалл, предсказывающий будущее, и разумные крабы... Да, в строгой "научной" фантастике едва ли допустимо связывать две планеты веревочкой, пока ребята ни побудут вместе, но так ли это важно? Назову еще одну из лучших вещей Крапивина - тоже повесть, и тоже сказку "Дети синего фламинго" /1981 г./ Здесь появляется невидимый для всех, кроме сказочных героев, остров, на котором при внешнем благополучии царит жестокая казарменная дисциплина. Малейшие отступления от заведенных правил, от "равновесия порядка" немедленно пресекаются и наказываются. Взрослые давно смирились, и только в детских душах зреет протест. Для того, чтобы держать народ в страхе, правители используют ящера, спрутообразное кибернетическое устройство, которое когда-то было создано гениальным ученым для защиты острова от врагов, но - как это часто случается не только в фантастических сказках - достижения науки и техники обращаются против людей и даже против самих изобретателей. Вы чувствуете взрослые мотивы в детской сказочке? Согласно легенде, чудовище должен победить юный рыцарь, им предназначено стать одиннадцатилетнему Женьке Ушакову, и он действительно побеждает дракона, то бишь ящера, после многих "страшных" приключений.
В этой главе передо мной открывался такой богатый выбор, что, как я ни старался, мне не удалось разобраться, хотя бы внутренне, кто за кем здесь должен шествовать, кого с кем соединять или, напротив, разъединять, о ком стоит сказать побольше, а о ком можно, с сожалением или без сожаления, умолчать. Авторов и книг было так много, в них кипела молодая, задорная кровь, и они, иногда расталкивая друг друга локтями, накидывались на читателя со всех сторон; все было ново, все было интересно, все хотелось испытать и попробовать - жанры, темы, идеи, гипотезы, стили, хвалу и проклятия. Уже закончив и перепечатав текст, я хватался за голову: а где же "Четыре четырки" моего тоже уже покойного друга Н. Разговорова, а где же виртуозные по исполнению рассказы В.Григорьева, а где... Но не фарисейством ли выглядят эти запоздалые вздохи? Кто мне мешал их включить? Но тогда глава либо выросла бы до невероятных размеров, либо превратилась в скучный перечень. Не удивлюсь, если кто-то сочтет, что она и в данном виде уже обрела оба эти качества. Фантасты тех незабываемых лет напоминали разнокалиберную ватагу удалых сорванцов, которых некогда на Волге называли сарынью и которые по знаменитой команде атамана "Сарынь на кичку!" одновременно, беспорядочно, но неудержимо бросались на судно. Кто-то падал в воду, кого-то давили, кто-то тонул, однако сопротивляться этой массе было невозможно, и в конце концов она одерживала победу. Удалось ли вычленить сокровища из обшей смеси? Не мне судить... Разговор о фантастике тех лет еще не окончен...