Нет, нет, многотысячелетний Олег, сохранивший богатырскую силу и сексуальные способности, Грааль, лягушка, Геракл, ковер-самолет… Все-таки пародия… Хотя вообще-то замысел показать этакого Агасфера, который проходит через века, наблюдая становление новой истории, мог быть очень любопытным, если бы Никитин обратил главное внимание на движение народов, их обычаи, характеры; народов, а не на драконов, даже если они тоже славянского семени.
В послесловии к одному из томов сообщается о трудной судьбе автора, которому в брежневские времена пришлось перебраться из Харькова в Москву, спасаясь от преследований украинских агитпроповцев, еще более ортодоксальных, чем московские, во что я охотно верю. Но как же он не понимает, что панславянская философия идет как раз от них, оттуда, из великодержавного официоза, еще в те времена осмеянного емкой формулой: «Россия — родина слонов». Право же, у нас достаточно богатые и самобытные история и культура, так что вряд ли мы нуждаемся для укрепления имиджа воровать чужие святыни и записывать всех европейцев в свою домовую книгу. У вдумчивых читателей подобный суперпатриотизм вызовет прямо противоположную реакцию. Вопрос, правда, в том, читают ли вдумчивые читатели книги Никитина.
Впрочем, Никитин с его историческими коктейлями далеко не одинок. Разница с другими любителями этого напитка в том, что он повсюду откапывает славянские корни, утирая пот, а другие просто дурачатся.
Прочитав десятка полтора отечественных «фэнтези», от чего стала слегка кружиться голова, я пришел к выводу, что мне удалось отыскать алгоритм конструирования подобных произведений. Он чрезвычайно прост и звучит почти как надпись над Телемской обителью: «Пиши, что хочешь!» Ежели вы пожелаете, чтобы эта формула звучала более поэтически возвышенно, то я прибегну к строкам поэта:
Так, в книге М.Успенского «Там, где нас нет» (1995 г.) сюжетный стержень составляет бесконечное путешествие двух чудо-богатырей. Русского богатыря Жихаря и варяга, который при ближайшем рассмотрении оказался самим королем Артуром. Но это только начало действия закона. Вслед за Артуром появляются персонажи древнегреческих мифов, например, кентавр Китоврас вкупе с царем Соломоном. Тоже тем самым. (Побил Никитина, побил!) Среди прочих происходит встреча с амазонками. Здесь, правда, автор позволил себе немного отступить от книги «Что рассказывали греки о своих богах и героях». Данная разновидность амазонок оказалась совсем не воинственной. Напротив. Завидев наших добрых молодцев, они не стали отрезать себе правую грудь, чтобы удобнее было стрелять из лука, а фигурально выражаясь, завизжали от восторга, немедля потащили несчастных хлопчиков на сеновал и, выстроившись в очередь, не отпускали их до тех пор, пока не истощились богатырские силы.
Как и у Никитина, в этой книжке ничему нельзя удивляться: на страницу, где только что шествовал библейский Соломон Давидович, нежданно влетает милицейский джип и поэтический стиль Песни Песен сменяется колоритным сленгом российских омоновцев. Между делом там успевают проскочить и Сервантес, и Шекспир, и советские песни прошлых, а также нынешних лет (ничего, что я тоже назвал их советскими?) Никакого смысла во всем этом нет. Приключения есть, занимательности не отрицаю, сцены, воздействующие на первую сигнальную систему — кровь, пытки, обнаженные женские груди — в большом ассортименте. А вот смысла нет.
Если прежние «научники» верили, что так и только так, как считали они (например, Ефремов), и нужно сочинять фантастику, то нынешние прекрасно знают, что к чему. В наши цинично-рыночные времена пишется прежде всего то, что продается. А я уже говорил, что лучше всего продается то, что хуже всего написано. В общем-то такая литература существовала всегда — Анна Радклиф, Понсон дю Террайль, Эжен Сю, различные Наты Пинкертоны и Ники Картеры… Из той же компании Бова-королевичи и «милорды глупые»… Я сомневаюсь, что такой тяжелый и неблагодарный труд, как писательство, стоит выполнять ради лишь одного гонорара. В более широком плане о том же говорил еще Вересаев:
«Если смысл всей борьбы за улучшение жизни — в том, чтобы превратить жизнь в пирушку, сделать ее „сытою“ и „благообразною“, то не стоит она этой борьбы».
Впрочем, может быть, я продолжаю рассуждать, как отсталый шестидесятник.
Но я бы назвал приведенные примеры сравнительно безобидными.
С некоторыми дело обстоит куда хуже. Критически настроенный к роду человеческому немецкий зоолог К.Лоренц как-то в сердцах сказал: