«Будучи далек от того, чтобы видеть в человеке подобие Божие, лучше которого ничего быть не может, я утверждаю более скромно и, как мне кажется, с большим почтением к Творению и его неиспользованным возможностям: связующее звено между животными и подлинно человечными людьми, которое долго ищут и никак не могут найти, это мы!»
Как бы обидно ни звучали для людей его слова, но когда мы познакомимся, например, с романом Сергея Иванова «Железный зверь» (1996 г.), то мы не только вспомним Лоренца, но и подумаем: а не польстил ли он и автору, и его герою?
«Роман „Железный зверь“ — это жесткий сюжет…» — так начинается обложечная аннотация сочинения Иванова. Фраза малость безграмотна, но черт с ней, с грамотностью… «Жесткий сюжет» — это новомодный критический термин для обозначения описаний непрерывного мордобоя. Парадокс на этот раз заключается в том, что в романе сюжета-то и нет. В нем нет практически и ничего остального, что должно наличествовать в полноценном литературном произведении, но и на этом мы сейчас останавливаться не будем, а вот без сюжета не обойтись. В подобных «жестких» «фэнтези» именно сюжет, интрига, сцепление событий — единственное, что делает эти книги читаемыми.
Но что-то же должно быть в пятисотстраничном романе? Да, конечно, что-то есть. Правда, всего два компонента, зато в большом количестве. Первый все те же поединки со всеми встречными и поперечными — от стражников до пауков. Вторая составляющая книги… мм, как бы ее обозначить, учитывая, что мы имеем дело не с издательствами «АСТ» и «Terra Fantastica», а с воспитанными, надеюсь, читателями этой книги. Но вы и сами догадались. Главный герой занимается застенчиво неназванным мною видом спорта столь же непрерывно, как и поединками, попеременно, а зачастую и синхронно. Автор превзошел самого себя, запихнув одну из соблазнительниц вместе с героем в объемные доспехи и разместив ее так, что руки с мечами у него оставались свободными для прочих действий. А больше в книге нет ничего, ну, ничегошеньки, не говоря уже о таких высоких понятиях, как идеи, размышления или хотя бы простой смысл.
Но если оставить ерничество, то философию в книге найти можно. Это та самая «жесткая», злая философия, философия дикого зверя, единственная радость которого — убивать. Впрочем, самый свирепый хищник убивает только, когда он голоден. А у Т'эрика-Терика-Эрика в душе нет даже зачатка великодушия, милосердия, жалости… Он знает лишь такие слова, как месть и ненависть. Воистину — хищник-убийца. Вот почему я считаю, что Лоренц польстил им обоим. От гамадрилов они, пожалуй, уже отслоились. Владеют членораздельной речью. Автор, как видим, даже освоил письменность. Что же касается их морального облика, то они находятся на уровне питекантропов. (Автор нигде не размежевался с героем, так что я вправе считать Эрика alter ego Иванова). Словом, это такая книжка, что «когда прочтешь ее… сотворишь больше крестных знамений, чем при виде самого дьявола», как сказал испанский писатель Педро Аларкон.
Когда-то было в ходу выражение «внутренний редактор». Оно носило сугубо отрицательный характер и означало, что наши писатели не свободны даже в мыслях. От внутреннего редактора мы успешно избавились, но, похоже, перегнули палку. Может быть, в некоторых случаях внутренний редактор и даже внутренний цензор не помешал бы, напомнив, например, для кого мы пишем и издаем книжки. И еще одно выражение некогда пользовалось у нас популярностью — «некоммуникабельность». Этим словом наша публицистика клеймила разрыв человеческих связей в буржуазном обществе, восторжествовавшее отчуждение людей друг от друга, в отличие, разумеется, от открытых навстречу каждому другу советских сердец. В книгах подобных «Железному зверю» пропагандируется уже не просто некоммуникабельность, то есть всего-навсего равнодушие, а всеобщее озверение, не в переносном, а в прямом смысле слова. Идет смертельная война всех против всех. Но не верю я в искренность рок-группы под названием «Страшный Суд», а потому их книги меня и, мне кажется, никого другого взволновать, а тем более напугать не могут. Это всего лишь мода. И ясно, что не от Кардена.
Мои слова не означают, конечно, что все без исключения писания в стиле «фэнтези» и недавно рожденного, близкого по смыслу гибридного термина «science fantasy» безнадежны.
Повести Александра Тюрина «Волшебная лампа генсека» (1995 г.) и «Фюрер Нижнего Мира» (1996 г.) — своего рода дилогия. Нет, «Фюрер…» не продолжение «Лампы…», в повести самостоятельный сюжет, вернее, новый материал, потому что как раз сюжет-то очень напоминает «Волшебную лампу…», только в ней фоном служит шумерская мифология, а в «Фюрере…» — инкская. И главные герои в «Фюрере…» другие, но проскальзывают знакомые нам по первой книге имена работников КГБ; вероятно, автор хотел как бы мимоходом обратить наше внимание: постаревшие поклонники Лаврентия Павловича занимают служебные кресла по сей день…