Про «непричастность» сказано отнюдь не случайно. Кедрина предупреждала возражения, потому что опять приписала автору суждения персонажей. Но даже читателям, незнакомым с публикациями Синявского, очевидна была ее логическая ошибка: писатель, в художественных произведениях пропагандирующий антисемитизм, не выбрал бы акцентированно еврейский псевдоним.
Ошибку, надо полагать, видела и сама Кедрина. Ей при выполнении заказа пришлось не раз пренебречь логикой. Далее же она формулировала итоговый вывод: Синявский и Даниэль «нашли своих ценителей, издателей и почитателей в среде зарубежной реакции, все еще не теряющей надежду на то, что удастся сколотить „советское литературное подполье“. Напрасные надежды, господа!».
Статьи аналогичного содержания печатались затем в столичной и региональной периодике. Истерию старательно нагнетали. Создавалась видимость, будто на обвинительном приговоре настаивает «советская общественность»[42].
Это была именно видимость. Мнения Еремина, Кедриной и других псевдоэкспертов оспорили десятки их соотечественников-литераторов, направивших в официальные инстанции соответствующие обращения. Разумеется, в советской прессе такие документы не печатались. И все же аргументы сторонников Даниэля и Синявского приходилось учитывать. И даже как-то отвечать. Ширилась огласка[43].
С целью утверждения официальных пропагандистских установок к непосредственному участию в процессе были привлечены именно литераторы. Они стали так называемыми общественными обвинителями.
Первый — А. Н. Васильев, секретарь Московского отделения СП. Сотрудник ОГПУ, затем партийный функционер и, наконец, профессиональный литератор. Полученное задание выполнял старательно: обвинял Синявского даже от имени погибших на фронтах Великой Отечественной войны[44].
Сказанное Васильевым, кстати, вполне корреспондировало с рассуждениями государственного обвинителя. Тот Синявского и Даниэля обвинял от имени «всей советской интеллигенции».
Второй общественный обвинитель — Кедрина. Она в основном воспроизводила сказанное в ее цитированной выше статье.
Участие так называемых общественных обвинителей не противоречило закону. Это показывало, что обвинения выдвинуты не только представителями власти.
Но тогда подразумевалось и участие общественных защитников. Их не было, хотя желающих выступить в этой роли вызвалось немало[45].
Характерно, что в зале судебных заседаний разрешили присутствовать только женам подсудимых. Друзей Синявского и Даниэля не пропускали. Все места для публики оказывались — каждый раз — занятыми теми, кого не знали подсудимые. Методика, апробированная еще на показательных процессах сталинской эпохи.
В «деле Бродского» она тоже использовалась, правда, контроль не был столь тщательным. Неудачный опыт учтен организаторами в 1966 году. На этот раз ошибок не было: контролировали тщательно, отбирали только проверенных.
Запретить женам подсудимых вход в зал было б нецелесообразно — с учетом международной огласки. Потому они и вели запись процесса, чему неоднократно пытался воспрепятствовать судья.
Вопреки стараниям обвинителей, судьи, а также всех публиковавших статьи о процессе, он стал провальным. Именно юридически. Структура обвинения развалилась прямо в зале судебных заседаний. Впрочем, это не могло повлиять на решение суда.
Оно было предопределено. ЦК КПСС поставил задачу, и отказаться от ее решения судья мог бы, только жертвуя партбилетом и, соответственно, должностью. По сути, это означало бы полный отказ от социальной реализации.
Да, в СССР нашлись бы судьи, готовые рискнуть. Однако таким и не поручили бы вести подобного рода процессы. На других уровнях селекция обеспечивалась.
Серия отречений
Итоговый провал «дела Синявского и Даниэля» оказался еще более скандальным, чем начало. Соответственно, нужно было его компенсировать пропагандистски.
15 февраля 1966 года «Вечерняя Москва» поместила статью популярнейшей актрисы Е. Н. Гоголевой. Пафос отражал заголовок: «Клеветники наказаны»[46].
Гоголевой тогда — шестьдесят пять лет. Знаменита была не только на родине. И еще в 1949 году получила звание народной артистки СССР.
Ее статья тоже корреспондировала с высказываниями государственного обвинителя. Прокурор обвинял Синявского и Даниэля от имени «советской интеллигенции», ну а Гоголева — своего рода олицетворение этого понятия. Вот она и утверждала: «Не найдется сегодня в Москве, в стране человека, который всем сердцем не одобрит справедливого приговора, вынесенного подлым двурушникам и предателям интересов Родины».
42
См., напр.:
43
См., напр.: Речь товарища М. А. Шолохова // Литературная газета. 1966. 2 апр.; Социалистическая демократия и борьба против идеологических диверсантов // Правда. 1966. 22 февр.;
45
Подробнее см., напр.: Российские документы по делу А. Синявского и Ю. Даниэля // Грани. 1966. № 62. С. 19–118.
46
Здесь и далее цит. по: