— Да, большая… Дом-то старый, сейчас строят по-другому.
Поворот направо. Две белые двери заперты на щеколды — кладовки, вероятно. Третья дверь разрисована потрясающими воображение вазами с фруктами, бутербродами, кастрюльками и сковородками, полными дымящихся кусков то ли мяса, то ли чего-то еще… Дверь в кухню, короче говоря.
— М-м-м… — заметил я, разглядывая художественные порывы чей-то голодной души.
— Я рисовал, — гордо сказал Андрей, появляясь из-за моей спины. Щелкнул выключатель. Я на мгновение зажмурился от яркого света и рыжих волос Андрея. У нас редко рождаются рыжие, а уж такого кошмара я вообще никогда не видел.
— А… — многозначительно сказал я. — Слушай… м-м… а где у вас можно… руки помыть?
— Руки? Ванная напротив. Туалет рядом.
Пахнущее лимоном мыло и горячая вода в водопроводном кране показались мне лучшим достижением человеческой цивилизации. Я тер руки, смывая с них городскую грязь, и рассматривал свое отражение в висевшем над раковиной зеркале. Волосы потемнели и сильно отросли. Чтобы вернуть им первоначальный цвет, требовалось много времени и много мыла, а стричь было нечем, да и не хотелось. Футболка, подаренная отцом всего три месяца назад, стала тесной в плечах. Я улыбнулся сам себе, прищелкнул белыми, крепкими зубами. Я взрослел, и мне это нравилось…
Когда я вернулся на кухню, Андрей что-то тщательно перемешивал в сковородке. Он уже успел надеть старую фланелевую рубашку с закатанными по локоть рукавами и теперь почему-то был похож на растрепанного рыжего голубя.
— Мы сегодня ничего не готовили, — сказал Андрей, плюхнув сковородку в центр большого квадратного стола. Протянул мне вилку. — Картошка вчерашняя. Да ты садись, не стесняйся.
Я выбрал место поближе к окну. Второй этаж — это почти на земле. А к людям лучше не поворачиваться спиной даже при солнечном свете и на своей территории.
Некоторое время мы молчали, занятые поглощением картошки. Я старался есть медленно, чтобы не показать, насколько на самом деле был голоден. Андрей, впрочем, похоже, думал о чем-то другом.
— Кис меня убьет, — сказал он, убирая пустую сковородку в раковину.
— Кто?
Зафырчал и щелкнул выключателем чайник. Андрей достал две большие синие чашки, задумчиво заглянул в них. Потом поставил на стол.
— Кис. Мой брат. Старший.
— За что убьет?
— Я не встретил Кроху из школы… У меня… м-м-м… было назначено свидание… Не стоило, конечно, оставлять пацана одного на улице в такое время…
— Не стоило, — спокойно согласился я.
Андрей тоскливо вздохнул.
— У тебя есть старший брат?
— Старшего нет. Только младший.
— Ну, тогда считай, тебе повезло. Старший брат — это самый страшный кошмар, который может случиться в жизни. В моей уже случился… Родители назвали его Васькой, вот и получился Кис. Кис… Кис платит за обучение Крохи. И за лечение тоже… Черт, он у нас за все платит! Потому что ему двадцать два, он наш опекун и может официально работать. А тут еще… Впрочем, тебя это не касается.
С этим я не спорил. Меня здесь ничего не касалось. Человечьи проблемы — это только человечьи проблемы. Меня больше волновал кипяток, который Андрей разливал в чашки. Я думал о том, как давно я не пил настоящего, заваренного на лесных травах, чая. Да с тех пор, как я ушел из дома, я вообще ничего не пил, кроме топленого снега. И он, между прочим, вовсе не казался мне нектаром. Просто выбирать было не из чего.
Горячий чай расслабляющими струйками разливался по телу. Нужно было уходить, но уходить-то как раз и не хотелось.
— Значит, вас здесь четверо живет? Четыре брата?
— Ну, вообще-то, мы не совсем братья.
— Не совсем? А что, так бывает?
— Бывает по-всякому, — рыжий пожал плечами. — Братья только я и Кис. Кроху привел он. Наши родители летели вместе с его мамой на самолете. Самолет разбился… Кису тогда уже исполнилось восемнадцать, поэтому он взял на себя опекунство. А Марат — мой друг. Мы раньше вместе учились. Он жил с бабушкой, бабушка умерла, а квартира вдруг оказалась чужой, и его выгнали. Ну, я и забрал его к нам. Здесь точно лучше, чем в детдоме. А нам ведь все одно — что трое за столом, что четверо. Понимаешь?..
Это я понимал. Я только не знал, что такое «опекунство» и ни разу не видел самолета ближе, чем на высоте полета орла. Но заострять внимание на такой мелочи сейчас явно не стоило.