— … А потом внезапно останавливаешься. Я — один… жена умерла, сын отказался от меня… я — один, и я привык к этому…
Они охотятся на нас, волков. Мы охотимся на них, на людей. Я охочусь на людей. Я так же одержим. И так же одинок. Каждый из нас одинок. И иначе не бывает.
И еще… еще я узнал о том, как погиб отец…
— Он позвонил мне домой… он не оставил мне выбора… Все оказалось неправдоподобно просто… уж не знаю, почему, но он попался на мою нехитрую приманку… Я видел его только один раз, до начала процесса… Кто же знал, что мы не довезем его до суда?
Костер.
— Костер… Это не мы. Суд Линча. Знаешь, что это такое?
Моя мать учила меня человеческой истории.
— Машину, в которой перевозили оборотня, остановили в трех кварталах от тюрьмы. Мы не смогли отбить его у толпы. Да, наверное, не очень-то и хотели. В самом деле, не стрелять же в людей, мечтающих восстановить справедливость?..
В самом деле…
Да, я узнал… Я бы предпочел умереть в неведении, но, к сожалению, мне не грозили ни неведение, ни смерть.
— Теперь ты убьешь меня?
Его голос был почти спокоен, хотя я слышал, как растягиваются жилы на руках в бессмысленном стремлении человека разорвать веревку. Страх… Мои пальцы непроизвольно начали трансформироваться. Страх перед неизвестным, перед пауками и желтым волчьим взглядом. Думаю, мой отец не доставил им удовольствия посмотреть, как мы меняем форму.
— Да?
Я не мог убить его. Я ненавидел каждое его слово, но не мог убить его. Нельзя забирать обратно то, что сам когда-то подарил. А я однажды подарил ему жизнь. Кто бы мог тогда предположить?.. Вот дьявол!
Проснулся Клык. Он подсказал мне решение. Что ж, путь будет так.
Усилием воли я возвратил себе прежнюю форму. Мышцы ныли от пережитых перемен. Приблизился к человеку. В его глазах явственно читался ужас. Я облизнулся, тряхнул головой. Нет, убивать нельзя.
— Да?
— Вы это уже спрашивали.
Я провел руками вдоль чужого лица, забирая свет. Человек дернулся в испуге и тут же вскрикнул — тонкие иглы ошейника мгновенно впились в шею.
Клык вспыхнул ярко и погас. Кожей я чувствовал его тепло. Когда все закончится, Клык снова станет холодным.
Потом я подошел к двери, повернул ключ в замке.
— Я не убью вас, полковник. Говорят, иногда жизнь становится страшнее смерти. Я хочу посмотреть, правда ли это.
Я ушел. Ушел быстро, боясь поддаться соблазну крови.
Бэмби повесил трубку телефона, тяжело опустился на стул.
— Это из больницы… Мой отец ослеп, Ной, — сказал он хрипло и жалобно.
Я знал. Прошло два дня, и сегодня утром Клык стал холодным.
— Ты расстроен? — спросил я.
— Н-незнаю… наверное… да…
Он был расстроен.
Как я мог объяснить ему, что всего лишь хотел спасти его жизнь?
— Подожди, возможно, это временно… — сказал я, зная, что это — навсегда. — Что тебе сказал врач?
— Что я должен… должен приехать… приехать забрать отца… Он сам просил… Там Анна, мамина сестра… Может, не надо ехать?.. Мне ехать, Ной?
— Ехать, Бэмби.
Я сказал ему то, что он хотел услышать.
Врачи так и не смогли выявить причину внезапной слепоты Артура Чернышева. «Как будто батарейки сели…» А ведь так оно и было.
— Артур Чернышев? Ной! Он же… он… ты что, не знаешь!?
Это кричала Лиза. Оказывается, были на земле еще люди, которые узнавали о родственных связях моего друга позже меня. Это немного утешало.
— Почему ты не сказал?! Ты что, не знаешь…
Бэмби уехал в больницу к отцу. А я имел неосторожность все рассказать Лизе.
— Знаю, — оборвал я ее, размышляя, стоит ли жизнь человека моих усилий.
— Но…
— Во-первых, прекрати орать, Лиза! А во-вторых, каким образом это касается тебя?!
Она немного сбавила тон, но не настолько, чтобы я почувствовал существенную разницу.
— Самым прямым! — Да?
— Да! Как я могу встречаться с его сыном? Меньшее, что сделают со мной, когда узнают, это просто запрут в доме! Или выгонят из племени! Или убьют Бэмби!
— Твой отец все знает, — заметил я спокойно. — И пока я что-то не вижу, чтобы тебя запирали в доме или выгоняли из него.
— Что?!
— Собственно говоря, именно Эдвард с Яном донесли до моего сведения подробности биографии Бэмби. Когда я пришел в поселок, я не знал, что Артур Чернышев — его отец.