Над моим левым ухом знакомый голос облегченно произнес:
— Жив.
Я пару раз моргнул, прогоняя цветные круги… пересиливая боль, попытался заговорить… Не сразу, но у меня получилось.
— Кроха?
— Да, это я. Молчи, не трать силы.
— Что… ты тут… делаешь?..
— Ты можешь помолчать? Ведь я не спрашиваю, что здесь делал ты.
— Я хотел купить вишни… А где полиция?
— Какая полиция?
— Такая… с сиренами, мигалками, автоматами и наручниками.
— У тебя бред, — констатировал Кроха.
Говорить получалось все лучше и лучше. Осознав свои успехи, я попытался приподняться.
Боль ударила в спину, сковав движения. Наверное, я закричал.
— Не двигайся, Ной, — запоздало предупредил Кроха.
— Что… с позвоночником? — выговорил я, мысленно уговаривая себя открыть зажмуренные от боли и страха глаза.
— Сильный ушиб, возможно — трещина. Ничего непоправимого. — Да… ничего… действительно — ничего…
Боль была слишком сильной, слишком… настоящей, конечной болью. Я бы предпочел думать, что Кроха лжет мне из сострадания, но он не лгал. Он просто не знал правды. — Знаешь, ты спас ребенка…
— Полагаешь, первый раз мне приходится о чем-то сожалеть? Он не ответил. Я открыл глаза. И снова закрыл. Слепило, обвиняя меня в тысячах ошибок, желтое солнце. Черт, ну почему он такой?! — Это не я убил Киса, малыш.
— Об этом ты тоже жалеешь?
— Не надо… Ты… никогда не был… жестоким…
Тишина. Как же я устал от людей…
— Малыш!..
— Да?
— Наверное… я должен был сказать это раньше…
— Да.
— Я никогда не убивал детей…
Снова тишина. Я сжал пальцы левой руки… Попытался сжать. Новая боль. Странно, что я не ощущал ее раньше. Уверен, она была там всегда.
— Руку плитой придавило, — объяснил Кроха. — Кость раздроблена… В нескольких местах.
— С-спасибо… Это все или есть еще что-то?
— Ну-у… Я в этом плохо разбираюсь.
Зато я — хорошо.
— И что дальше… а, малыш?!
В ушах начала скапливаться отвратительная тишина.
— Не кричи, я слышу тебя прекрасно.
— М-м-м…
— Мы пойдем к моему другу. Он учится на врача и сумеет тебе помочь.
— Оказаться… на костре?..
— Я не сказал «предатель». Я сказал — «друг».
— Мне… надо… в лес…
— Не говори ерунды, — голос Крохи звучал откуда-то издалека. А потом тишина затопила все вокруг, и мир оборвался.
Я очнулся на кровати в маленькой светлой комнатке с голубыми стенами и мерцающими звездочками на потолке. Как же давно я здесь не был…
Из-за плотно закрытой двери доносился грустный перебор гитары.
— Мы правильно поступили? — спросил кого-то Кроха.
— Время покажет, — ответили ему.
— Угу.
— Никто не заставлял тебя спасть его.
— Никто.
— Ты что, жалеешь?
— Нет, конечно, нет! Я просто не хочу думать, что, спасая его, этим убиваю кого-то другого…
Мой слух все еще был при мне, только они, кажется, этого не знали. Иначе вряд ли стали бы обсуждать подобное.
— А ты не думай.
— Угу…
— Малыш, об этом надо было думать три года назад, когда он ушел спасать своего отца.
— Но тогда…
— Разве не люди виноваты в том, что он стал убийцей? Его отец умер страшной смертью, а мы еще стояли вокруг и смотрели.
— «Мы»? Меня там не было.
— Меня тоже, но что это меняет?
— Может, ты и прав…
— Я прав.
— … А может, ты просто хочешь в это верить.
— Я прав.
Пауза.
— Ты прав. Скажи, он умрет?
— Если легенды не врут, то нет. Насколько я помню, оборотня можно убить только серебром. И еще, кажется, обсидианом.
— А осиновый кол?
— Это против вампиров.
— М-да…
Глупые люди… Какая разница, из чего сделан нож, если он вонзается в сердце?
Гитара что-то шептала в тишине. Знакомая песня. Лучшая из тех, что я слышал в городе.
«Пускай ведет звезда тебя дорогой в дивный сад…»
Моя звезда завела меня в топь.
— Три года… Скажи, он должен был сильно измениться? — спросил Кроха, глуша струны.
— Откуда мне знать? Это ведь ты его нашел.
— А ты… ты поступил бы иначе?
Снова тишина. Я задержал дыхание, боясь слов, которые должны были ее разорвать. Я ведь не знал, что именно могу услышать.
— Однажды, незадолго до того, как Ной ушел, мы встретились с его… Как это правильно сказать… Соплеменником? Короче, с другим оборотнем. Уверен, тот, другой, хотел убить меня. Ной не дал. Понимаешь, я не могу себе представить, что мы с ним стали врагами. Не могу! Он — мой друг. По сути дела, он никогда не обманывал меня.