Здесь мало что изменилось за прошедшие годы. Все такие же аккуратные домики, теряющиеся среди деревьев. Все такая же тишина на закате. Все такое же ощущение уюта и безопасности…
Как только я подумал о безопасности, из-за деревьев показались трое вооруженных мужчин. Зачем им человечье оружие? Здесь, в этом лесу, нет другого хозяина, кроме волка.
Защелкали затворы. Я не удивился. Я знал, что так будет. Прошли те времена, когда волки встречали гостей улыбкой.
— Я — Ной Вулф, — я старался говорить четко и спокойно. — Я вернулся домой.
— Мы узнали тебя, сын Тома, — раздался знакомый голос. — Но с тобой человек!..
— Петер? — я слегка повернул голову.
— Да, это я. Тебя давно не было с нами, Ной. Кого ты принес? Он мертв?
— Слишком много вопросов, Петер. Я больше не глупый волчонок и не обязан на них отвечать.
— И все же?
Молчать было глупо. Разве не ради Бэмби я сюда пришел?
— Это мой друг. Он жив, и ему нужна помощь.
Вокруг меня раздались тихие злобные смешки.
— Твоя наглость переходит все границы, — сказал второй мужчина. Его я тоже знал.
Я перехватил человеческое тело поудобнее.
— Не тебе меня судить, Вальтер, для этого у нас есть Совет. Если потребуется, я отвечу перед ним за свои поступки. Я имею право на защиту.
Секундная пауза.
— Не имеешь, — возразил третий. Это Герман, отец Антона и Артема. Во время пожара его не было в лесу, а когда он вернулся, его жена была уже на грани помешательства. — Ты не член племени, Ной. Ты сам ушел из поселка и прервал с нами связь…
— Но он волк, отец, и этого изменить никто не в силах, — раздался из-за моей спины голос Артема. — Соберите Совет. Поверьте, ему есть что сказать вам.
Я мысленно поблагодарил его. Теперь я знал, какую сторону он выбрал. Интересно только, поможет ли это мне?
— Не вмешивайся, Артем. — с угрозой в голосе произнес Вальтер. — Ты еще не вправе судить…
— Я — член племени и имею право голоса наравне с остальными. По-моему, этого достаточно.
— Мальчишка! Что ты понимаешь? Или, быть может, ты с ним заодно? Что-то давненько тебя не видно было в лесу!
— И что с того? Если ты боишься города, это не значит, что все должны…
— Ты смеешь называть меня трусом?!
— Эй-эй! Спокойней, Артем! Вальтер, Артем не имеет к моим проблемам никакого отношения!
— Хватит, замолчите все! — Петер взмахнул рукой, обрубая разговор. И мы замолчали. — Ной, ты и в самом деле хочешь говорить с племенем?
Мышцы рук мучительно ныли. Больше всего на свете мне хотелось сейчас положить Бэмби на землю и самому прилечь рядом. Но я боялся показать, что все еще слаб, что не могу драться, не могу защитить друга. Я понимал, что никто на меня нападать не станет, но все равно боялся.
— Хочу, — сказал я.
— Тебе придется рассказывать о многом…
Совет требовал откровенности. Если ты не готов отвечать на вопросы, к костру лучше не выходить. Я уже видел раньше, как с поляны уходили волки, не сумевшие справиться с собой.
— Ной!..
— Да, я знаю.
— Ты готов?
Я не был готов, но у меня просто не было выбора. Без разрешения Совета ни один волк в поселке не согласится помочь человеку.
— Я готов. Я разожгу костер.
— Нет, — Петер покачал головой. — Герман прав, ты не член племени, значит, ты не можешь созывать Совет.
— Позовите моего дядю…
— Эдвард в городе.
Плохо. Очень плохо.
— Тогда ты сделай это для меня, Петер. Ради моего отца.
Волк помолчал немного.
— Хорошо. Присмотрите за ним, волки, я соберу племя.
Я облегченно вздохнул. Половина пути пройдена. И пусть это была самая легкая половина, она все же оставалась половиной. Я оперся спиной о дерево и приготовился к ожиданию.
Вдалеке за деревьями замерцало пламя костра. Петер разжег огонь, и это стало сигналом для нас и для всего племени. Лес зашуршал, зашевелился. Волки собирались на Совет.
Я шел к поляне Совета в окружении «почетного караула». Волки молчали. И я тоже молчал. Я вспоминал… Вот отец выходит в центр поляны. Огонь послушно вспыхивает под его пальцами, призывая племя. Отец говорит. Говорит о прошлом и будущем. Говорит о погибших и представляет тех, кто только что прибыл. Говорит о людях, волках и оборотнях, о ненависти и мщении. Почти всегда — о ненависти и мщении. Я стою в первом ряду, гордый и довольный — кто еще из моих друзей может похвастаться таким отцом?
Да, Томаш Вулф умел говорить и действовать. Он был вожаком, сгоревшим на костре человечьей инквизиции. Вожаком, которого не пришел спасать ни один волк. Я все еще помнил об этом. Разве об этом можно было забыть?