— Ну? — нетерпеливо подтолкнул меня Бэмби.
— Первое: «Кровь человека погубит племя». Старики говорят, что убивать человека — это даже не грех, это самоубийство. Только мы все равно убиваем. Кто-то чаще, кто-то реже, — я тряхнул головой. — Второе: «Беловолосый покажет дорогу домой».
Бэмби потер шрам.
— Домой? Но ты же только что сказал, что ваш дом — тот, в другом мире, где было вишневое небо, — уже умер?
— Сказал.
— Я что-то не улавливаю смысла.
— Честно говоря, я тоже, Бэмби, — признался я.
— У тебя белые волосы.
— Ну и что? — недоуменно спросил я, а, поняв, рассмеялся. — Я полукровка, помесь волка-отца и матери-человека. Так что, знаешь, ты не ищи тайны там, где ее нет. В пророчестве речь идет о Белом Волке. Старики говорят, что он охраняет нас от самих себя…
— Так мне стало понятно еще меньше, — сообщил Бэмби. Если он думал, что я тут же начну отвечать на дополнительные вопросы, то он очень сильно ошибался.
— Охотно верю, Бэмби, — согласился я, — но помочь ничем не могу. В наших легендах легко можно заблудиться. Их много, и все они похожи одна на другую. Они передаются от поколения к поколению, чтятся стариками, но на самом деле ничего уже не значат. Все это давным-давно стало пылью.
Я взглянул на Алину. Она спала, крепко сжимая во сне мою руку. Эта сказка оказалась из разряда тех, которые она не любила.
— Вишневое небо… Это красиво?
— Красиво.
— Его уже нет?
— Ну почему же… Пока еще есть.
Я уже собирался ложиться, когда услышал, как кто-то тихонько поскребся в окошко.
— Но-ой!
В темноте леса горели два желтых огонька. Я открыл окно, спросил тихо:
— Кто здесь?
— Артем, — ответил знакомый голос. К окну неслышно приблизился крупный серый волк.
— Заходи в дом.
Волк отрицательно мотнул головой.
— Лучше ты выходи, Ной! Луна еще только-только родилась, и на небе звезд, как муравьев в муравейнике… Воздух аж звенит! Такую ночь грешно пропускать! Выходи, прогуляемся…
Раньше, в другой, щенячьей жизни, мы частенько убегали из дома по ночам… Мы дышали Лесом, и он дышал нами. Мы представляли, как будем охотиться, когда обретем настоящую Силу. Мы были молоды, глупы и… Нет-нет, не так. Мы были просто молоды.
Я напрягся, меняя облик. Потом одним прыжком перемахнул через подоконник. Артем тихо засмеялся, обнажая крепкие белые зубы, в нетерпении хлестнул себя хвостом о бок.
— Я знал, что ты не откажешься… Пошли, ребята уже ждут!
— Ребята? — насторожился я. После Совета я почти ни с кем не общался. — Где ждут?
— Где-где… Где и всегда. Помнишь нашу поляну?
Я помнил. Это было у черта на куличках.
— Не кривись, — хмыкнул Артем. — Ты сам ее выбрал.
«Это — твоя поляна, — сказал однажды его брат. — Ты придумал ее, и значит, она — твоя».
Нам было то ли по двенадцать, то ли по тринадцать лет. Мы играли во взрослых, мы хотели собирать свой собственный Совет, для чего нам требовалось место для тайных встреч. Я же говорю, мы были молоды, полны романтичных глупостей. Трой предлагал уходить на берег Северного озера. Предложение из категории «дешево, надежно и практично». Мы воротили от него нос, потому как романтики в прогулке к Северному озеру было ровно столько же, сколько в прогулке по болотам. Мик требовал какого-нибудь таинственного укрытия в холодных пещерах, отблесков пламени в сталактитах… Ни пещер, ни сталактитов в относительной близости от поселка не наблюдалось. Артем утверждал, что огонь — он и в городе, и в лесу — огонь, и принципиальной разницы, где его разводить, он не видит. И только я совершенно точно знал, что мы ищем. Я как будто видел ее наяву, заключенную в плен старых деревьев и пустого неба, усыпанную цветами, пропахшую вишней, медом и легким запахом костра. Мы искали и нашли, и тогда Антон сказал: «Это — твоя поляна. Ты придумал ее…»
— Я ее придумал, — пробормотал я и потянулся, царапая когтями землю.
— Придумал, так придумал, — легко согласился Артем. — Главное, что она есть и есть круг. Ну что, бежим?
— Бежим!
Мы помчались наперегонки через лес. Мы смеялись, скатываясь в бессонные воды ручейков, катались по земле, вминая в нее свежую траву. Мы сходили с ума под безлунным небом. И не было ни смерти Антона, ни запахов города, ни Клыка на моей шее, раз и навсегда обозначившего мое место в племени. Были только этот лес и эта ночь. И мы, два волчонка, не знавшие обид и человечьей крови. А потом, внезапно, как всегда, и в этом заключалась частичка ее прелести, навстречу нашему безумному бегу из-за толстых деревьев вынырнула поляна наших снов. И мы замерли на ее краю, сраженные ее запахами, ее красотой и какой-то непонятной нам целостностью. Мы ждали этого чуда, мы стремились к нему и все-таки оказались чуть-чуть не готовы… И это тоже было как всегда…