— Доброй ночи, Эдди.
— Прости, что не могу ответить тебе тем же, Ной.
Он обошел костер по кругу, сел напротив меня. Я почти не различал его лица за дымом и рыжими языками пламени, но был совершенно уверен, что оно не светилось любовью.
— Так почему ты вернулся, мой старший брат?
От издевки, звучавшей в его словах, у меня свело скулы. Я подумал, что зря однажды привел брата с собой на эту поляну. Теперь нам двоим здесь будет тесно.
Повернувшись к Трою, я заговорил медленно, очень медленно, старательно подавляя раздражение, отгоняя лишние мысли.
— Помнишь пожар, Трой? Тот, в котором погиб Антон? И твоя тетка, и Майка-бельчонок? И другие… много волков… Я хорошо помню… Иногда закрываю глаза и вижу, как падает дерево, отрезая мне дорогу. И чую дым, горький, мертвый… Помнишь, по глазам вижу, что помнишь… Тот пожар разбудил во мне голод… Я еще не стал волком, а уже чувствовал непреодолимую жажду. Я хотел крови. Хотел так сильно, словно у меня уже вырос последний клык. Я не знал, или, может, не хотел знать, как бороться с этим. Однажды ночью я пробрался в деревенскую гостиницу. Люди спали… все спали… Я зарезал одного. Его кровь, все его тело пахло сгоревшим лесом. На следующую ночь я пришел снова. Только люди выставили охрану… Я защищался. И убил еще двоих. Потом пришла еще одна ночь. И с нею еще один мертвец.
— Ты выпустил его… — сказал кто-то по другую сторону костра. Я не стал поворачивать голову, чтобы уточнить, кто именно. — Того, кто живет внутри нас… Почему он не убил тебя сразу? С ним не под силу справиться волчонку, я знаю.
— Я был нужен ему, — я пожал плечами. — А он нужен был мне. Мы вместе убивали и вместе взрослели. В начале сентября, когда я убил уже шестерых, отец наткнулся в доме на запачканную кровью рубашку. Отличить человечью кровь от прочей, полагаю, было для него делом секундным. Я помню… я до сих пор помню, как зашел в комнату, а он швырнул эту рубашку мне под ноги. Он не кричал, кричал я. Мы много чего тогда друг другу наговорили. В результате я ушел, хлопнув дверью. Скажи, Трой, что сделал бы ты на моем месте? Ушел бы? Остался?
Он ответил не сразу.
— Не знаю, Ной… Я не был на твоем месте…
— Глупости! — воскликнул Мик, длинноногий, очень худой, очень лохматый волк. Он сидел чуть дальше справа от меня, скрестив по-турецки затянутые в потертые кожаные штаны ноги. Я слышал от матери, что родители Мика недавно разошлись. Странно как-то… У нас не принято было заводить две-три семьи. — Чушь несешь, Трой! Был, не был — какая разница? Каждый из нас на своем месте, и на этом самом месте ведет себя не всегда… хм-м… правильно. А Ной молодец! Не понимаю, чего вы все к нему привязались? Подумаешь, ну нарушил он этот чертов дурацкий закон, непонятно кем и когда придуманный, так что?.. И кто виноват, что у нас кишка тонка была последовать его примеру? А, волки?!
— Так ведь не было никакого примера, — заметил Артем. — Ну-ка, поднимитесь те, кто знал о том, что Ной нарушил запрет Белого Волка.
Ворчание.
— Да никто не знал, — сказала за всех Сэнн, единственная девушка из пяти здесь присутствующих, которую я помнил. Длинная русая коса, переброшенная через плечо на грудь, делала ее похожей то ли на школьницу, то ли на Снегурочку. Обманчивая схожесть. Ни школьницей, ни Снегурочкой она не была никогда. — Никто во всем племени не знал. Ной ушел, и точка, так сказал Том. Помнишь, Тема, мы ведь ходили к нему вместе с тобой?
— Помню… — хмыкнул волк, а Мик рассмеялся:
— А что, Сэнни, если бы Том Вулф сказал тебе, что Ной убил пару-тройку человек, ты бы тут же вышла на дорогу и перегрызла бы кому-нибудь глотку?
— Заткнись, — огрызнулась Сэнн. Она всегда так говорила, когда ей больше нечего было возразить.
— Эй, погоди, Мик! — крикнул Остап, темноволосый, темноглазый молодой волк-одиночка, появившийся в племени, как я узнал, полтора года назад. Ни отца-матери, ни другой родни у него не было. То ли погибли, то ли еще что… Я не пускался в расспросы. Надо будет, правда всплывет сама. — Погоди, не переходи наличности! Никто ведь не осуждает Ноя. Я, например, как и Трой, просто не представляю, как повел бы себя на его месте!
— А какое ты вообще имеешь право на осуждение? И если на то пошло, какое право на это имеете все вы? — Мик широким жестом обвел круг волков. — Еще позавчера вы не были даже его племенем!
Мне не очень нравилось, что обо мне говорят в третьем лице, но я молчал. В конце концов Мик, кажется, был на моей стороне.
— Смотри, не перестарайся, защищая его, Микки!
— Кровь есть кровь, и племя есть племя! Ты или волк, или нет…