Пока Джек прикидывал, с чего начать, Джейми подошла и схватила его за руку.
— Дай-ка мне. — Она держала маленький диктофон. — Я это хорошо умею.
— Но...
— Теперь мой черед.
Джек неохотно сдался. Она зарабатывает на жизнь тем, что раздобывает информацию. А Джек научился — порой весьма нелегким путем — уважать обретенный опыт.
Джейми присела на диван рядом с Бласко и включила диктофон.
— Я хотела бы обратиться к началу, мистер Бласко...
— Зовите меня Куп.
— О'кей. Куп. Я репортер из «Лайт» и...
— Из «Лайт»? Люблю «Лайт»!
Чему я не удивляюсь, подумал Джек.
Но Джейми была полностью поглощена делом.
— Приятно слышать. Итак. Мне нужна от вас правда. Полная, голая и неприкрашенная правда о ситуации с дорментализмом. Как вы основали его и как оказались в нынешних... обстоятельствах.
— Вы хотите сказать, почему я не в летаргическом сне и каким образом от меня прежнего осталась только оболочка? Раковина... — Бласко придвинулся поближе и тоном заговорщика шепнул: — Знаете что? Если вы поднесете меня к уху, то сможете услышать шум океана.
— Не сомневаюсь, что это очень интересно, но...
— Так мы провозимся всю ночь, — сказал Джек.
Джейми посмотрела на него:
— Я сама со всем разберусь. Если Куп знает то, что тебе необходимо узнать, он это расскажет. Но мне представилась единственная в жизни возможность, и я выжму из нее все, что могу.
— Понял? — спросил Бласко. — Время ее не волнует. И мне это нравится. — Он плотоядно уставился на нее. — А что, если я не в настроении болтать, красавица?
Джек откашлялся.
— Тогда я засуну твою задницу к себе в багажник — он очень просторный, тебе в нем понравится — и увезу отсюда.
Бласко замахал руками, словно отгоняя видение наезжающего на него автомобиля:
— Нет, нет! Не надо! Я все расскажу.
Удивившись, почему он так боится отъезда отсюда,
Джек как можно благожелательнее посмотрел на него:
— Вам бы лучше не пудрить нам мозги, Куп.
Старик хватанул приличный глоток «Куэрво» и взялся за еле курящийся окурок косячка.
— У кого-нибудь есть спички?
Джек забрал у него самокрутку.
— Вам уже хватит.
— Эй, да я почти всю жизнь парил в восьми милях над землей.
— И тем не менее... — Джек показал старику окурок. — Когда вы исчерпывающе ответите на все вопросы, он достанется вам в награду.
Бласко пожал плечами:
— Почему бы и нет, черт возьми. Хуже того, что со мной делается, они уж ничего не смогут...
— Так что делается? — спросил Джек.
— С одной стороны, у меня рак, — криво усмехнулся Бласко. — Мой полностью слившийся кселтон мог бы излечить его, но, похоже, он в длительном отпуске.
— Давайте вернемся к шестидесятым годам, Куп, — сказала Джейми. — Именно тогда все и начиналось, да?
Бласко вздохнул:
— Эти шестидесятые... да, тогда я и придумал дорментализм... самую лучшую штуку в моей жизни, которая превратилась в самую худшую.
16
На этот раз Дженсен уже успел выбраться на тротуар, когда пискнул его пейджер.
— Что теперь? — Он опасался услышать определенный ответ.
Голос Хатча:
— Мы зафиксировали какую-то деятельность в том месте, которое отслеживаем.
Дженсен оцепенел. Он хотел спросить, какой показатель телеметрии высветился, — но не по открытой же линии!
— Сейчас поднимусь.
Это или очень хорошо, думал он, возвращаясь по своим следам через холл, или очень плохо. Он бы чувствовал себя куда лучше, знай, где сейчас находится эта шлюха Грант.
Влетев в свой офис, он узнал, что Мариготта ушел домой, оставив охранять форт Льюиса и Хатчинсона. Льюис показал красный мигающий огонек на мониторе с табличкой «Периметр».
— За все время, что я здесь, в первый раз ночью кто-то за него проник.
Происходящее все отчетливее смахивало на плохую новость.
— Что зафиксировано?
Дьюи прищурился на экран:
— Данные гласят: два крупных теплокровных существа, может, пара медведей.
Два медведя? Дженсен задумался. В тот же самый вечер, когда Амурри... или как там его зовут... утащил Грант из-под носа у слежки?
— Это могут быть люди?
Льюис кивнул:
— Я не так много знаю о медведях, но думаю, они предпочитают бродить в одиночку. Поэтому... да, более чем возможно, что это люди.
Ну, дерьмо!
Дженсен с силой хлопнул Льюиса по плечу.
— Встать! — Когда тот подчинился, Дженсен приказал: — Подождите снаружи. Оба.
Хатч и Льюис обменялись удивленными взглядами, но вышли из помещения. Оставшись один, Дженсен сел перед мониторами аудио— и видеонаблюдения. Ввел свой идентификационный номер и пароль и включил все камеры на режим прямого наблюдения.
Появилось меню, предлагая обзор с любой из двенадцати точек. Он включил большую комнату и подождал, пока изображение сфокусируется.
Пусть даже передача шла по кодированному каналу, не имело смысла гонять ее двадцать четыре часа в день, семь дней в неделю, тем более что в стоячем режиме картинка была недоступна для большинства вирусов.
Он замаскировал камеры так, что Бласко о них и не догадывался. Пусть себе думает, что остается мятежником, пусть себе живет с ложным чувством уединенности.
На экране возникло широкоугольное изображение большой комнаты. Объектив камеры был вмонтирован в стеклянный глаз головы лося. Увидев три фигуры, сидящие тесным кружком, Дженсен понял, что его худший сценарий развития событий стал реальностью.
Он вышел из программы и пинком распахнул дверь в соседнюю комнату:
— Хатч! Льюс! Взять оборудование! В дорогу!
17
Купер Бласко откинулся назад и сплел пальцы на затылке. К прическе и к ногтям он относился подобно Говарду Хьюзу, а несло от него как от мокрого колли, но Джейми не обращала на это внимания.
— Поскольку вы добрались сюда, думаю, не стоит вас надувать рассказами, что, мол, дорментализм выдуман с начала до конца. И что я произвел его на свет, лишь чтобы наворачивать деньги, женщин и наркотики — не обязательно в таком порядке.
Джейми проверила, идет ли запись. Только бы не сели батарейки. Знай она, как вечером будут развиваться события, она бы обзавелась запасными.
Теперь все ее внимание было обращено к Бласко. Ей по-прежнему с трудом верилось, что она сидит с отцом дорментализма, который, как было принято думать, сам отошел от дел. Эта встреча сама по себе была сенсацией, а если еще и записать подлинную историю из уст человека, который все начал...
Что может быть лучше для профессионала? Она не могла и представить.
— Я хотел вести жизнь рок-звезды, но в тридцать лет был толстеньким и лысоватым типом, который играл не музыку, а дерьмо, так что ничего не получилось. Но это были шестидесятые годы, парень, когда все эти розовые соплюшки сбегались в коммуны или в подобные курятники, и мне тоже хотелось чего-то такого — но уж точно не вкалывать на ферме. Только не мне. Я хотел идти своим путем.
Но мне была нужна какая-то зацепка, чтобы привлечь людей к себе. Я порылся в мозгах, загрузил в них тонну кислоты, надеясь, что меня осенит... ну, ты понимаешь, придет какое-то божественное озарение. Но — ничего. Полный ноль. Я уже был готов сдаться и подклеиться к какой-то другой компании, когда... не помню точно, вроде в конце зимы шестьдесят восьмого, то ли в феврале, то ли в марте... помню только, что во Фриско было холодно, когда мне приснился этот сон о парне, который рассказывал о каком-то месте... оно-то и называлось Хокано...
— Подождите, — сказал Джек. — Оно появилось во сне?
Бласко пожал плечами:
— Думаю, это был сон. Порой, учитывая все то зелье, с которым я имел дело, события как-то расплываются в памяти, но... да, я совершенно уверен, это был сон.
— Вы говорите по-японски?