— Конечно, сделаешь…
Шёпот — исчезающий вздох далёкого ветра.
Сиплый вздох, взорвавшийся жутким свистом.
Серый вихрь молнией взрезает пространство.
Чёрный меч из ниоткуда бьёт наискось, полоснув по груди.
Миг — и вихрь вновь обретает форму.
Хранитель оступается, пошатнувшись.
Сиреневый всполох — в опавших листьях.
Крик ужаса застрял в горле.
Эмпирика срывается с места, но само пространство, тяжёлое и вязкое, наваливается на неё, толкая назад.
Глухой стон клинка — и Хранитель падает навзничь, с шипящим свистом взмётывая вокруг листву.
Пространство содрогается, и, пошатнувшись, рушится незримая стена, преграждавшая путь.
Эмпирика бросается к нему, забыв об Эйкундайо.
Грудь тяжело и часто вздымается, в неровном дыхании — судорожный хрип. В полумраке горячая влага на её руках кажется чёрной.
Нет, нет, так быть не должно! Нужно сделать что-то, нужно…
Вихрь панических мыслей мутит и без того всполошённый разум, и тщетно: она не может ничего поделать, не может — отказывается — даже понять…
Неужели это происходит на самом деле? Нужно проснуться. Пожалуйста, пусть она проснётся! Пусть это окажется жестокой шуткой больного сознания! Пусть время обратится вспять, и всё вернётся на свои места!
— Пожалуйста… Ты слышишь меня? Пожалуйста…
Шесть проклятых лет в ненавистном медицинском — и она не может ничего сделать?!
В парализующей пустоте разливается отчаянная ярость, и с тела, объятого дрожью ужаса, спадают разбитые оковы ступора.
Как же там было… обезопасить себя и пострадавшего — ха, ну конечно!.. Обнажить рану… Позвать на помощь…
Окровавленные руки шарят в карманах пальто — но там пусто. Телефона нет. Нет ничего: она ведь знала, что не вернётся домой.
Вокруг — ни души. Только…
Сиреневый всполох, замеченный краем глаза.
— Ты не сможешь ему помочь. Эта рана смертельна.
Эмпирика оборачивается. Эйкундайо — за спиной. В его руках — два меча: непроглядная тьма и сиреневое сияние. Меч Теотекри.
— Я этого не хотел, ведь мы оба — сыновья Хюглир. Он не оставил мне выбора.
Хранитель безмолвен. Чёрная прореха зияет над сердцем. Дрожат полуопущенные ресницы, дрожат губы, роняя прерывистые вздохи — всё реже и реже.
Яркое мерцание.
Что-то сияющее выползает из его рта.
Ослепительная искра взрывается гигантским снопом света, непроглядно-белым на миг застилая взор. Сумрак сожжён разгоревшимся под деревьями серебряным пламенем, охватившим изумлённое пространство до самого неба, чей чёрный купол отшатывается в ужасе, проваливается в необозримую вышину космической бездны.
Мир распадается вспышками невообразимой ясности — детальными кадрами замедленной киноленты.
Эйкундайо отбрасывает назад, как тряпичную куклу. Развевая лохмотья, он беспомощно вскидывает руки, в ошеломлении выпуская оба меча.
Теперь Эмпирика может отчётливо разглядеть его лицо: слева испещрённое изломами шрамов, обрамлённое белыми растрёпанными космами, бледно-серое, с оттенком мертвенной синевы и застывшей непонятной гримасой, напоминавшей надтреснутую маску, за которой проступает простодушное удивление. В водянистой мгле бесцветных глаз тонут серебряные отблески.
Яркое сияние обретает подобие формы. Пугающие очертания огромного существа проступают сквозь яркий свет — жуткие, невообразимо противоречащие ожиданиям.
Чудовищный паук размером вдвое больше человека. Мерцающий серебром, словно сотканный из звёздного света, он бросается на врага со страшно раззявленными челюстями-хелицерами.
Обжигающий вихрь. Оглушительный треск, словно рвётся ткань самого пространства. Невыносимый свет.
Склонившись к Хранителю, Эмпирика силится укрыть его от беды бережным объятием. На его лице — чересчур близком — застыла неумолимая чуждость. Осторожная рука на израненной груди судорожно вздрагивает, ощутив её явственную неподвижность. Он не дышит.
И что-то обрывается внутри, руша опоры видимого мироздания.
Внутри с пронзительной болью разверзается парализующая волю оглушительная пустота. Точно душу разорвали напополам, и сквозь прореху разливается по скованному телу бесчувственная тьма.
— У тебя есть мой ключ?
Застыв в неподвижности, не в силах издать ни звука, Эмпирика не сразу соображает, откуда раздаётся этот мелодичный голос — серебристый напев, дрожащий на тонких струнах под вздохами ветра.