— Но ты оказался прав.
— Хватит! Послушай…
«Параллельных миров нет, все пересекаются. Как прямые в геометрии Римана», — подумалось девочке, и она вздрогнула, осознав, что в данный момент, в условиях чрезвычайного умственного утомления, была неспособна самостоятельно сформулировать что-то подобное. Да и геометрию Римана знала разве что по названию — в девятом-то классе.
Только что проскользнувшая мысль, очевидно, ей не принадлежала, но, несмотря на этот пугающий факт, заслуживала развития. «Тогда где же находятся точки их пересечения?»
А голоса между тем всё громче возражали друг другу, и даже тот, кого звали Ир-Птаком, начинал терять терпение.
— В конце концов, твои разрушительные опыты просто опасны! — воскликнул его собеседник. — И ладно бы только для нас — для всего мира!
— О да, опасны. Для Эги́диумов — закоснелых слепцов, мнящих себя мудрецами и не желающих видеть истину. Они так боятся узреть её подлинный лик, что предпочитают жить в плену умопомрачительных формул и произвольных аксиом, едва ли имеющих отношение к реальности. Вместо того чтобы искать объяснения загадок Вселенной, они рисуют собственную вселенную — умозрительную, упрощённую, лживую насквозь — и заставляют всех верить в её непреложность!
В этой нелепице девочка не находила никакого смысла — как и в том, чтобы продолжать слушать её стоя. Она бессильно рухнула на кровать, не сняв покрывала.
Тяжёлые веки милосердно закрыли болящие от напряжения глаза, и взору предстало тёмно-фиолетовое видение. Неотчётливое, расплывчатое, туманное — и из этого тумана постепенно проступали очертания двух силуэтов в длинных одеждах.
Один стоял в глубоком полумраке у закрытого ставнями окна, опершись на массивный подоконник, а другой сидел в кресле у камина, в котором извивалось и прыгало сиреневое пламя. Оно рвалось наружу сквозь витые прутья каминной решётки, резало глаза яркими всполохами.
Девочка поморгала и глянула в темноту своей комнаты, но, стоило ей опять сомкнуть веки, как пламя вспыхнуло с новой силой, озаряя другое помещение: высокий сводчатый потолок и каменные стены с пляшущими на них вычурными тенями.
— …это будет иметь катастрофические последствия — и я говорю отнюдь не о крахе старых теорий, — заявил стоявший у окна, подытожив какую-то важную мысль, ускользнувшую от рассеянного сознания невольной наблюдательницы.
Ир-Птак, сидевший в кресле, не ответил. Он смотрел прямо на девочку, и, хотя лицо его скрывал глубокий капюшон, она явственно ощущала на себе пристальный и пытливый взор.
— Я говорю о нарушении планетарного баланса, если ты не понял, — продолжал Теотекри. — О том, что такая чудовищная энергия способна разорвать ткань мироздания, хотя я и убеждён в ошибочности своих прежних расчётов.
Со стороны окна послышался глубокий вздох, и, помолчав, собеседник Ир-Птака продолжил примирительно-шутливо:
— Это лишь старые сказки, вымысел древних, но, похоже, ты собрался идти гибельной дорогой легендарного Народа Звёздного Пепла, исчезнувших а́шей[2] — о судьбе их несложно догадаться. Играясь со временем и пространством, насмехаясь над законами природы, они пробудили чудовищное зло, заточённое в запредельных безднах небытия…
Каменные стены с грохотом сотряслись, словно от мощного удара.
— Что это, Ир-Птак? — встревожился силуэт у окна, выскользнув из тени, и, поражённый страшной догадкой, добавил полушёпотом: — Что ты сделал?
Очертания его, как и вся комната, дрожали и расплывались, и девочке удалось разглядеть только тёмные волосы и золотой шестиугольный амулет на шее с двенадцатью лучами вкруг красного камня по центру.
Свет в помещении стал нестерпимо ярким, сиреневые всполохи забились в исступлении, и даже открыв глаза, погасить их не удавалось.
— Эксперимент удался! — торжествующе изрёк, наконец, Ир-Птак, вставая с кресла и откидывая капюшон, но лица его по-прежнему видно не было — только невыносимое фиолетовое мельтешение, танцующее, кружащее, пульсирующее под нарастающее монотонное гудение и далёкий бой барабанов внутри головы.
И прежде, чем зазвонил будильник, настойчиво-спасительным зовом вырвав девочку из объятий взбудораженного полусна, ей послышалось:
— Теперь, Теоте́кри[3], имей мужество верить своим глазам. И знай, что один из исчезнувших стоит прямо перед тобой.
[1] Анаграмма слова «Практик».
[2] От англ. ash, ashes — зола, пепел, прах.
[3] «Теоретик».