Сейчас он был неподвижен.
Взгляд ординатора скользнул по его лицу — и ослепительная вспышка воспоминания полыхнула молнией, от которой защитная оболочка автомата едва не разлетелась вдребезги.
Эйкундайо.
Мария Станиславовна застыла в ужасе, не в силах отвести взор.
Эйкундайо, это точно он! Разве возможно забыть такое лицо? Вместо татуировок — шрамы, в глазах — бессмысленная покорность узника. Того, кто томится в чёрной башне на краю чужого мира под незаходящим солнцем, чей разум заточён в прорехе бытия по ту сторону известных измерений и времён…
Липкий удушливый кошмар цепкой хваткой сдавил горло. Она не могла двигаться, не могла дышать, только таращилась на это несчастное существо, которое, вероятно, в действительности и не было человеком — по крайней мере земным, — а Неизвестный смотрел на неё с несвойственной слабоумному пристальной проницательностью. Так, словно видел её насквозь!
— Чиатýма!
С криком он резко дёрнул Марию Станиславовну за халат.
Треск разрываемой ткани. Звон металла.
Сбросив оцепенение, она отшатнулась в сторону, чуть не споткнувшись о железную ножку кровати, и мгновенно ретировалась за соседнюю койку.
— Чиатума! — вновь завопил безумец и вскочил с койки, наткнувшись на тут же накинувшихся санитаров.
Врач с ординатором вернулись к выходу, а Неизвестный всё кричал и вырывался, протягивал руки, повторяя бессмысленное слово.
— Фиксируйте этого тоже, — скомандовал заведующий.
Когда обход двинулся в следующую палату, Мария Станиславовна задержалась на пороге и обернулась. Пациент, которого по рукам и ногам привязывали к кровати, уже не сопротивлялся. Он смотрел прямо на неё ясно и строго, и в глазах, светящихся незамутнённым разумом, читался суровый упрёк.
— Чёрный разум с мёртвых звёзд…
— Я вижу повсюду знаки, скрытые коды и шифры. Звуки, цвета — это всё сигналы. Вспышки на Солнце — это код. В пульсации звёздного света, в периодичности солнечных вспышек — во всём заложена информация. Пятна на Солнце — те же руны или буквы, если хотите. Они передают какое-то послание, текст, записанный энергетическими импульсами вместо привычных символов…
— На моём сознании как будто какая-то корка, она расползается и высасывает силы.
— …просто истина лежит за пределами известного мира, и чтобы выйти туда, нужно осознать, что ты — нечто большее, чем ты сам. Сознание пронизывает Вселенную, так что оно по определению всеобщее. Можно подключаться к сознанию других людей, потому что на самом деле между твоим и их сознанием нет разницы. Эти границы условны и обманчивы. Впрочем, из-за духовной неразвитости многим они просто необходимы для сохранения привычной видимости простого и понятного мира.
— Конец света двадцать третьего сентября.
В третьей палате все наперебой несли какой-то необыкновенный бред — как будто сговорились окончательно убедить Сан Саныча сделать её наблюдательной.
Мария Станиславовна пыталась придать лицу выражение сосредоточенного внимания и унять мелкую дрожь в руках, крепко вцепившись в прижатую к груди большую тетрадь. Беспокойство, охватившее её, было столь сильно, что от него сводило челюсти. Какое счастье, что разговаривать не нужно — Сан Саныч сам расспрашивал пациентов и давал указания медсёстрам. Но ординатору не удавалось даже разобрать, о чём идёт речь — в голове царил сущий хаос, неумолимо прорывающийся из затаённых глубин сознания.
…её ли сознания? Она читала, определённо читала нечто подобное у Криса Теодороу — читала и соглашалась с каждым словом, а этот бедолага, вестимо, тоже читал — и вот! Бредит на койке.
…Истина за пределами мира… Чёрная Истина на изнанке Бытия, в прорехе Тьмы…
Как, как унять этот хаос?!
Окружающий мир оставался видимо прежним: обстановка, предметы, люди — всё на своих местах. И вместе с тем происходящее вокруг приобрело совершенно иной, пугающий смысл.
Озарение. Постижение мгновенное и непреложное, не нуждающееся в доказательствах и обоснованиях. Откровение, принятое всецело и без колебаний — как данность.