Обречённость, рвущая душу на части.
Набрасывающаяся сзади, опрокидывающая на холодный пол, наваливающаяся всей тяжестью, приковывающая к месту, хватающая за руки, связывающая тугими ремнями и волокущая во тьму. В тесную камеру за ржавую решётку под гнусный хохот и истошные рыдания.
Когда она вскочила, задыхаясь от безмолвного ужаса, сбрасывая тяжёлый сон вместе с одеялом, подушка была мокрой от слёз. Снова.
Милосердная судьба избавила Марию Станиславовну от необходимости возвращаться в отделение следующим утром: опять попросили посидеть со студентами. Она совершенно не помнила этот день. Только всё время думала, что надо сходить узнать, действительно ли что-то случилось с Белтейном — с Болтуновым, то есть, какой там Белтейн, в самом деле. Но нет, нет, куда там: она бы не вынесла, окажись безумный сон ещё и вещим.
«Чёрный разум с мёртвых звёзд…»
Фраза, нечаянно услышанная на обходе, навязчиво крутилась в мыслях, и без того отвлечённых и перепутанных.
Теперь, в полудрёме, неспешно подкравшейся к утомлённому от бездеятельности сознанию после полуночи, эти слова зазвучали далёким надрывным криком.
Предсонные образы: звуки, цвета, вспышки света и прорехи тьмы. Отчётливые или бесформенные, призрачные или почти не отличимые от реальных, эти образы таились на границе яви и сна, чтобы хлынуть неудержимым потоком в обессилевший разум.
Шум в голове — шёпот далёких звёзд, приглушённый пульсирующий гул — зашифрованные послания неведомых цивилизаций.
Обрывки чужих разговоров — точно вырванные из контекста фразы случайных радиопередач, недослушанных из-за ежесекундного переключения между станциями.
«Чёрный разум с мёртвых звёзд…»
Вспышки и образы мелькают, заполоняют мысленный экран пред обращённым внутрь разума взором, сливаются вместе, затопляют сознание, качают его на неспешных волнах, унося прочь от безрадостной действительности.
Прочь, прочь — к иной реальности, затаённой, глубинной, где отчаяние обретает новый смысл, становится не просто тягостным чувством, но самостоятельной категорией бытия, единственно мыслимой в этом замкнутом на себя пространстве.
Вселенские катаклизмы… Прорехи в ткани мироздания… Многомерное время, разлетающееся тающими в пустоте осколками кривого зеркала, символизирующего иллюзорность привычных образов…
Древние звёзды вспыхивают и гаснут, как искры костра. Их пепел, гонимый космическим ветром, разлетается в бесконечности, вычерчивая траектории прошлого и будущего, возможного и маловероятного, оседая на перекрёстках непроложенных дорог, где пламенем жизни разгорятся новые, не родившиеся ещё миры.
Некоторые искры, попадая на ткань Вселенной, прожигают её насквозь, оплавляют и скатывают досадными чёрными шариками, плотными и безжизненными. Это слёзы Предвечной Тьмы, восставшей против Единого Бытия, отчаянно желающей лишь одного: быть исторгнутой из Него, обратиться в Абсолютное Ничто, не сознающее, не ощущающее, не имеющее никаких свидетельств о своём присутствии ни в одном из моментов времени.
Перестать быть.
Но небытия вовсе нет — оттого и плачет Тьма, тщетно льёт жгучие слёзы, плодя чёрные дыры на ткани реальности, ставшие её вечной тюрьмой. Заточённая на изнанке известного мира, затаённая в закоулках временных линий, в промежутках между измерениями, отделённая от всех существующих уровней бытия, замкнутая на себя и не имеющая ни малейшей возможности выбраться из бесконечного плена, она всё же продолжает существовать. Мыслить. Осознавать себя. И страдать.
Звёздные катастрофы… Галактические битвы… Планета, в суматохе сражения гигантов выброшенная в пустой космос, лишённая света своего солнца, потерянного навеки. Точно крохотная песчинка, несомая штормовыми волнами чёрного океана, бессильная и безвольная, летящая сквозь бесконечную ночь, объятая мраком, скованная холодом. А на ней — одинокое существо, беззащитное и беспомощное, непостижимым образом пережившее страшную катастрофу, но лишённое всех атрибутов жизни. Вмёрзшее в омертвелую плоть планеты, погребённое в беззвёздной тьме.
Разум, запечатанный в безысходности чёрной бездны, уносимый потоком вечности в непроглядную глубину бытия. Прорехи ткани мироздания увлекают его на изнанку. Волны космического океана баюкают его, отголоски предсмертных стонов взорвавшихся звёзд доносятся тихой колыбельной.
И он начинает грезить.
А планета, на которой он заперт, всё летит и летит сквозь нескончаемый мрак.