Немногим из последователей Радоша удалось выжить — только тем, кто спрятался в глубинных пещерах, — но кожа их была опалена и осталось смуглой навек.
Радош сражался с ашами и, несмотря на солнечную катастрофу, привлекал всё больше сторонников. Они стали называться радошианцами. Фрагилий считал, что среди них были и аши, и нереи — в наследство от последних значительная часть агранисцев получила характерную внешность со слабой пигментацией кожи, волос и глаз, в то время как нуары и первые тазганцы — почти чистокровные аши.
Силы врагов иссякали, и радошианцы понемногу вытесняли их с центральных островов на дальний Чиатумский континент. Фрагилий полагал, что именно в этот период в ходе очередного сражения Радош остановил движение планеты, дабы лишить ашей тепла и света. Так вечный холод и мрак воцарились на Тёмной стороне, где большая часть врагов погибла, вмёрзнув в лёд.
Жалкие остатки Народа Звёздного Пепла, потерпев последнее поражение близ нынешней Карахии, — в этом и заключается самая безумная догадка Фрагилия — бежали на Игнавию. Где обитали до сих пор!
В некоторых древних сказаниях содержатся многочисленные намёки на то, что некий Ищущий бывал на Игнавии и постигал тайны тамошних мудрецов. Фрагилий убеждён, что это был сам Теотекри! И ещё упоминается о волшебном мече, способном отверзать Врата миров…
Хранитель невольно вздрогнул. Вспышка воспоминания пронзительной болью кольнула сердце. Чёрно-красные образы вмиг застили его взор, заглушая слова Эмпирики.
В сумрачном высоком зале они были одни.
Ингрид держал в руках длинный чёрный свёрток.
— Что это? — спросил Хранитель.
— Прости, — печально молвил король, — я не мог отдать его раньше. Когда мы были детьми, отец показал мне тайное хранилище в подземельях дворца и запретил кому-либо рассказывать — даже тебе, — пока не придёт «чернейший день, грозящий погубить всё, что нам дорого». Что ж, похоже, он настал.
С этими словами Ингрид развернул ткань, и взор изумлённого Хранителя ослепило невиданное сияние.
— Меч твоего отца.
— Предвечный Свет… Он прекрасен… Но это… меч феоссара Валессио?
Ингрид невесело усмехнулся.
— Не уверен. Подозреваю, что Бакринд даже мне не открыл всей правды. Он назвал тебя сыном Валессио, но, как мне удалось недавно выяснить, тот погиб за три года до твоего предполагаемого рождения.
Клинок полыхал призрачным холодным пламенем, и неведомые знаки тускло мерцали на его рукояти в отсветах сиреневого камня в навершии. Он источал странную и великую силу, прокатившуюся волной вибрирующего тепла по руке Хранителя, стоило ему коснуться меча.
— Какое-то колдовство, — он невольно отшатнулся.
— Да, — с необычайной серьёзностью, мрачностью даже, сказал Ингрид. — Несомненно, он очень древний и обладает какими-то чарами. Но единственный известный мне магический меч — достояние старых сказок, меч Теотекри. Эгидиумы подняли бы меня на смех. Но может ли быть, что ты… Впрочем, сейчас не время. Одно я знаю точно: этот меч по праву принадлежит тебе.
— Ты… ты слышишь? — Эмпирика боязливо коснулась его плеча.
Хранитель спешно закивал: да-да, разумеется. Интересно, он пропустил что-то важное?
В её глазах отчего-то застыли слёзы.
— Говорю, это всё моя вина…
Ну началось. Только этого сейчас не хватало.
Хранитель сел рядом и обнял её, бормоча что-то успокаивающее. Лишь бы не разревелась опять.
— Ты ни в чём не виновата, и я всегда буду защищать тебя, — ласково молвил он. — А теперь, пожалуйста, расскажи, что нам нужно сделать.
На резном циферблате корабельных часов миниатюрный красный шарик, изображающий Адарис, встал в полуденную точку, когда с верхней палубы послышались крики феоссаров и из пурпурного тумана показались мрачные скалы таинственной Игнавии.
Выслушав рассказ Хранителя, никто не пожелал остаться на корабле или отплыть на спасительный Канум. Даже рат-уббианцы и их надменных принц согласились отправиться в путь.
Двадцать пять воинов и Хранитель с двумя юными носителями бремени власти. Они высадились на пустынном каменистом берегу и двинулись в сторону далёких гор, виднеющихся среди взгромоздившихся у горизонта сиреневых облаков. Остальное небо было затянуто лиловой дымкой, сквозь прорехи которой пробивался свет Мерры, почему-то казавшийся фиолетовым. Пурпурный туман стелился над чёрными камнями, кое-где поросшими пепельной травой. Путники шли молча, прислушиваясь к окружающей тишине, едва уловимо звенящей тонкими переливами крохотных колокольчиков.