– И, Ллойд, вам нужно прекращать курить. – Видимо, время, проплаченное Ллойдом, уже заканчивалось, раз доктор стал тактично завершать разговор. – В вашем положении курение это попытка медленного самоубийства. Всё не так плохо, как вы считаете. Вам нужно хорошенько подумать о нашем разговоре, а после этого мы с вами снова встретимся. Позвоните мне, когда будете готовы.
Они пожали руки. Видимо, доктор не сомневался, что Ллойд к нему обязательно вернётся, он так и не показал ему рентгеновские снимки, которые остались лежать на столе доктора.
Выйдя от Мариуса, Ллойд впервые попытался по-настоящему взглянуть на происходящее. Его наивные ширмы отрицания дали трещины в тот день, когда в первый раз решил показаться доктору. Нет, даже ещё раньше, ведь на протяжении долгого времени он всё откладывал этот визит, и огромная сумма чека была очень удобным предлогом.
И без всяких учёных докторов Ллойд догадывался о том, что нездоров: боли в груди, затруднённое дыхание, капельки крови, которые он старался как можно быстрее смывать водой… Самообман, в котором он бесплатно жил несколько месяцев.
Фотографы лучше прочих знают ценность упущенных моментов, врачи лучше других знают горечь обманутых ожиданий, ведь в большинстве случаев людям совершенно не хочется слышать от них правду. Иногда за потраченные деньги хочется услышать что-нибудь приятное.
Если тело и является храмом человеческим, то Ллойд не особо сильно следил за порядком в нём, и это дало о себе знать именно тогда, когда оно практически перестало ему служить. В нём жила болезнь, она сидела у него в груди и миллиметр за миллиметром умертвляла его изнутри. И учёные в больших кабинетах с громкими именами и благодарственными письмами ничего не могли противопоставить мутировавшим клеткам. Они могли только ссылаться на "подтверждённую вероятность" с точностью до восьмого знака после запятой.
Листок с правдой, которую он не хотел знать, скомканный, отправился в мусорную корзину, расположенную у входа в онкологическое отделение. Из кармана куртки Ллойд достал купленную с утра пачку, ловко выудил из неё сигарету и вставил себе в рот. Чиркнувшая зажигалка подожгла кончик, если верить словам доктора, сейчас начался очередной сеанс медленного самоубийства.
***
Оказавшись на скользкой дорожке, ведущей только вниз, Ллойд не был таким спокойным, как могло показаться на первый взгляд. Ни друзья, ни коллеги ничего не знали, для них он оставался всё тем же Ллойдом, которого они знали, к которому успели привыкнуть, никто из них даже не подозревал о внушительных тёмных пятнах на рентгеновских снимках его лёгких.
И он правильно делал, что никому не показывал своей слабости, только в собственной маленькой квартире он выходил из роли успешного человека и превращался в страдальца, боящегося хода времени. После посещения доктора Ллойд ни разу не поменял дату на календаре.
Узнав о его проблеме, люди могли отреагировать по-разному: кто-то бы непременно стал его сторониться, времена чумы и проказы давно прошли, но в людском сознании надёжно закрепился ярлык, предостерегающий от контактов с больными людьми. В большинстве своём никто об этом не задумывался, почему-то подобную неразборчивую брезгливость было принято считать установившейся нормой. В своей голове он видел, как коллеги, сидящие за соседними столами, начинают от него отодвигаться, видел, как в тесном лифте рядом с ним образуется вакуум и люди стараются не дышать в его присутствии.
Несмотря на двадцать первый век, некоторые средневековые стереотипы были живы и поныне.
Однако куда сильнее в таком случае его пугала иная реакция – жалость. Несомненно, на одного отвернувшегося придётся минимум один человек, жалеющий Ллойда. От такой перспективы его передёргивало. Доктор уже выразил ему свою жалость, легче от этого не стало, наоборот на душе появился гадкий осадок. Ллойду была противная сама мысль о том, что кто-то будет смотреть на него понимающими глазами и пытаться его успокоить. Пусть гордыня и считается грехом, от неё Ллойд отказываться не собирался. В этом убеждении он был твёрд и непреклонен.
К собственному удивлению, Ллойд должен был признать, что непростой разговор с доктором задел некоторые слои его сознания, в следствии чего на поверхность вышел всегда умалчиваемый от самого себя вопрос веры или, вернее сказать, полного безверия.
В первую очередь, Ллойд не верил в современную медицину. Да, многие болезни теперь вылечивались в считанные дни, многие из них утратили былую угрозу, но в вопросах лечения рака до сих пор оставались сплошные пробелы. Мариус приводил названия препаратов, называл случаи из собственной практики, но о скольких случаях он умолчал? Каково было соотношение тех, кто смог оправиться от опухоли, к тем, кому не так повезло? "Подтверждённая вероятность" звучала не очень убедительно, опять же статистические данные во всех смыслах удобнее приводить в более радужной форме.