Подходит он, медленно ступая, боясь вспугнуть видение, нарушить песню крохотных ландышевых колокольчиков, встревожить тонкий утренний туман, развеять волшебство. Глаза глядят в глаза, и ощутима связь, неведомое притяжение, как будто возвращение к забытому, растаявшему среди звёзд пути. Как будто бледный призрак прошлого, ушедшее в печаль ничто, минувшее "прости".
- Я здесь, мой Румистэль, - промолвили нежные губы, похожие на мягкий перламутр.
"Как я любил когда-то целовать тебя в эти бледные лепестки ночной розы...", - отстранённо подумал он и удивился своим мыслям. Чьи они - его или Румистэля?
Всплеснулась память, как будто проснулась, очнувшись от колдовского наваждения: кто она? Я её как будто помню... Да, это лицо, эта печаль в глазах, улыбка, волосы, запахи цветов. Неуловимая, как утренний туман. Губы, на которых ощущался вкус полыни - горькое ощущение разлуки. Бледный, хмурый цвет утра, мрачные, неприветливые тучи, низко висящие над исстрадавшейся землёй. Огромные каменные головы, поросшие мхами по уступам... Как призраки минувшего, вознеслись в памяти древние великаны... Наганатчима!..
- Это ты... - задохнувшись от волнения, хотел сказать он: Пипиха. Но губы произнесли иное:
- Нияналь...
Как очутилась ты здесь, эльфийская принцесса?! Ты в моём сне, в моём Полёте?! Что за место избрал для нас волшебный напиток? Ты меня ждала? И почему ты называешь меня Румистэлем?
Множество вопросов желали вспорхнуть с его губ, но растаяли, оставшись без ответа. Какой-то миг пропустила его память, какая-то минута потеряна рассудком, но вот он уже идёт с прекрасной девой ушедшего в неведомое чудного народа, ступает по пышным ландышевым лесным коврам, проходит сосновой колоннадой, минует, как в волшебном сне, громадные дубравы.
Как будто сверху, с высоты полёта, видит он густо-зелёные, плотные волны платанов, буков, грабов, и в то же время бесшумно скользит со своей принцессой под пышными покровами сомкнутых над головами крон - среди могучих древесных великанов, держащих корнями землю, столбами подпирающих высокий небосвод. И день, и ночь - всё сразу. Непостижимо, невозможно, нереально.
Густые чащи расступились - открылась среди нехоженых лесов небольшая укромная долина с рекой, вся сплошь в буйном, страстном цветении сирени. А среди этого весеннего безумства острыми шпилями вонзался в небо замок - древний и прекрасный.
- Наш дом с тобою, Румистэль, - промолвила эльфийка.
- Кто я... - он хотел сказать "Пипиха", но снова проговорился: Нияналь.
Она уклонилась от ответа и молча потянула его по черёмуховой аллее, под сводами которой у Лёна окончательно отбило память, и безрассудство овладело им.
- Ты помнишь, Румистэль?.. - шептала она, увлекая его по травяным дорожкам под ароматы грёз, под призрачное блаженство сиреневых садов, под сладкое сумасшествие черёмуховой кипени.
Я помню, Пипиха. Я помню как ты шла к Наганатчиме - надломленная своим страшным горем, убитая отсутствием надежды - как жертва, готовая к закланию. Что с тобой было, Нияналь? Кто из людей тебя обидел, кто посмел коснуться скверной рукой твоего вечного лица? Кто опустошил твою душу?
Не знаю, о чем ты говоришь, любовь моя. Я здесь, с тобой. Наши дни все впереди. Забудь разлуку, Румистэль.
Как я могу тебя покинуть, моё ночное солнце, Нияналь?! Мой бледный свет утра, тень моих снов, прощальный луч звезды?
Что за слова срываются с его губ, что за призраки всплывают в памяти, что за печаль тревожит его душу?
"Он Румистэль, не я!.."
Забудь всё, беспокойная, назойливая память. Оставь все свои подсказки. Я буду наслаждаться ночным полётом, неверным, обманчивым посулом волшебства, манящим зовом ночи. Я - Румистэль!
С приветственным, счастливым пением открылись двери в дом - его тут ждали. К его приходу вспыхивают под потолками гроздья винограда - плотно обвивают вечные лозы арочные переплетения крыльца. Зелёным, сиреневым, розовым сиянием окутывается сад. Золотистые лучи пробиваются в решётчатые окна. Яблони и вишни осыпают лепестками его путь. Ты дома, Румистэль.
Как дивно его старое жилище, как необычно и загадочно устроено. Снаружи закрытое стенами, внутри оно оказывается открытым всем сторонам. Отсюда виден сад, долина, лес и небо - через полукруглые арки, увитые сплошь виноградом. Одновременно цветут и плодоносят волшебные лозы. Шиповенные волны, густо цветущие дикие розы заглядывают через низкие перильца. Пышные бордюры первоцветов по периметру опочивальни, лесные орхидеи - ирисы, сиреневые колокольчики, синие звёздочки незабудок. У оснований витых столбов из драгоценной древесины, названия которой не помнит Румистэль, раскинули свои роскошные соцветия люпины - от густо-фиолетового, голубого, бордового, розового до нежно-белого. Вся спальня наполнена благоуханием, и времени как будто нет.
Он лежит в постели, изумительном творении неведомых мастериц, среди воздушных кружев и серебристо-пенных покрывал. Его рука на тонком, хрупком плече Нияналь - таинственной эльфийки, чей голос тревожил его беспокойными ночами, как пение забытой флейты. Сколько раз он отгонял от себя этот бесплотный призрак, эту горькую память непонятной утраты. Нияналь, которую он помнил как Пипиху, сегодня, сейчас с ним. Это подарок Вальпургиевой ночи.
Венки их, чуть привядшие, отчего пахнущие прощально-терпко, небрежно брошены на полированную древесину пола, на тёмные рисунки-руны, на цветное эльфийское письмо.
- Что там? - указывает Румистэль на сложную вязь символов.
- Песня, которую ты мне подарил, - отвечает Нияналь.
- Я не помню её слов, - признается он.
В ответ печальный вздох, как будто лёгкий ветерок тронул яблоневые кроны в саду.
Ночь, которую подарил ему Полёт, на исходе. И он спешит насладиться уходящим мигом, забвенно погружаясь в волну серебряных волос, в мерцающий тайной взгляд эльфийки, в пьянящие объятия её тонких, страстных рук, в чуть слышный шёпот и слова, произнесённые на утонувшем в памяти волшебном языке.
- Спой песню мне, Пипиха!
- Нет! - смеётся она.
- Спой песню, Нияналь!
И она заводит долгие, переливчатые рулады, где звук имеет цвет, слова видимы глазам, и совершается чудо преображения: распускаются тканные лилии на покрывале, выпукло-живыми становятся ромашки на подушках, разрастаются по полу зелёные блюдца речных кувшинок и распускаются над тёмными водами пахучие жёлтые цветы. Плывут видимые струи ароматов, пыльцы, опавших лепестков, и среди них кружат, порхают, тонко трепеща крылышками синие стрекозы.
- Теперь ты, - говорит, ласкаясь, Нияналь.
- Нет, - качает головой Румистэль, - Я не умею.
- Ты умеешь, - тонко улыбаясь, говорит она, и её голос, чарующее пение лесной флейты, пробуждает в нём желание говорить к стихиям.
Лёгкий шёпот, призыв к летучим духам воздуха, прозрачным девам ветра, несущим в тонких ладонях струи утренней прохлады, вздохи яблоневых и вишнёвых деревьев, страстный аромат черёмухи, рябины, липы, далёкий голос платанов, дубов и грабов, речную влагу, терпкую морскую соль, запах дальних странствий.
- Нет, - лукаво ограничила она его фантазию, и он согласился, оставив только дремлющие запахи долины, где плыл по розовым своим садам волшебный замок Ниянали.
Слова слетали с его губ, как тихий шелест трав, как трепет берёзовых крон в тонком утреннем потоке воздушных струй, и вот закружились над полом, чуть тревожа жёлтые кувшинки, прозрачные фигуры духов - нежных дев воздуха. Кругами они ходили вокруг ложа влюблённых и бросали на лилейное покрывало бледные, нестойкие цветы паров тумана.
- Ещё, Румистэль...
Тогда заговорил он к духам земли и потайных обитателей каменных глубин. Прямо из воды на полу опочивальни стали вырастать кротовые холмики, и вот вокруг ложа уже не тёмная вода лесного озерка, а мягкая зелёная трава, усаженная вулканчиками выходов из нор. Из темноты подземного жилища стали с кряхтением и скрипом выбираться маленькие, толстенькие человечки, одетые забавно и причудливо. С чуть недовольным взглядом вытаскивали они из своих нор плотные кожаные мешочки и высыпали на траву разноцветные драгоценные камни - сокровища гор. Через несколько минут весь пол беседки был усыпан ровным ковром сверкающих кристаллов.