Выбрать главу

- Субстанция непонятного свойства, - ответил Валандер, - сточив яйцо в порошок, мы её попросту сжигаем, как ненужный остаток.

Уложенные в волшебные сети яйца стали необыкновенно легки: такую сетку Энина шутя держала одним пальцем. Но, обернувшись птицей, она едва сумела приподнять сетку и тут же уронила её обратно. Ей оставили столько яиц, сколько она смогла нести. Хищные птицы были гораздо сильнее и могли нести полные сетки. Сорока-Валандер ограничился семью яйцами.

- Вот так, - грустно прострекотал он, - За один такой тяжёлый поход мы можем унести совсем немного яиц. А остальные гоняет ветер по всем морям и океанам, пока не загонит их в трещины. Я полагаю, все эти бездонные расщелины битком набиты бесценными опаловыми яйцами.

Тяжело груженая птичья стая взяла курс в обратный путь. Лететь было совсем не так просто, как вначале.

Сова внезапно резко взяла в сторону. Сорока со своей сеткой в лапках тут же последовала за ней, а потом и все остальные повторили манёвр. Объяснять было некогда: все слишком тяжело нагружены, чтобы разговаривать на лету. Наверно, Гонда знает что делает - он глава экспедиции и знает эти места.

- Холодные черви, - кратко сказал он, когда вся группа присела на плоской вершине горы. - Мы слишком хорошо видны в ясном небе, и эти твари учуяли наше тепло.

Холодные черви искали малейшие температурные аномалии в этом ледяном мире. Страстно изнывая от желания согреться, они присасывались ко всему, что было хоть на градус теплее окружающей среды.

- Мы не полетим обратно в пещеру? - спросил Лён.

- Нет, конечно, - мотнула головой сова, восседая на своей сетке, - там сейчас кишмя кишат эти паразиты, надеясь хоть погреться на насиженном местечке. Мы будем ночевать на этой вершине, и сегодня будут сторожить Пантегри и Диян. А завтра один перелёт, и мы вернёмся к исходной точке. Набирайтесь сил, завтра будет трудно.

Погода стояла такая, что радоваться только. Старшие дивоярцы удивлялись: летнее затишье в то время, когда вовсю должны бушевать ураганы. Всё это как-то неспроста.

Лён помалкивал, но лишь один знал, в чем тут дело. На прошлой ночёвке, когда он дежурил на вершине горы, его снова посетило состояние прозрения, и обстоятельства пути вынудили, как это уже бывало, его обратиться к родовой памяти. Он был в трансе, когда пел песню ветру. И хорошо ещё, что был в одиночестве, и никто его не слышал. Слова эльфийской песни проснулись в памяти, и заклинание ветров легло на его губы. Он говорил с ветром и велел стихии замолчать. Это ощущение до сих пор наполняло его внутренней силой и пело в каждой мышце. Необыкновенное могущество испытывал Лён в себе - всего какую-то минуту он снова чувствовал себя Румистэлем. И не помнит слов - все они ускользнули от него. Память предков закрыта от него.

Тишина снаружи, только лёгкий ветерок тревожит покрытую изморозью ткань палатки: разжечь огонь Гонда не рискнул, опасаясь привлечь червей, чувствительных к минимальным изменениям температуры. Мало ли кто надумает выйти наружу да выпустит кроху тепла.

"Спать надо!" - подумал Лён и повернулся в своем мешке набок - может, так заснётся? И наткнулся взглядом на чуть поблёскивающие в почти полной темноте открытые глаза Энины. Что-то всё время беспокоило его, что-то связанное именно с ней. Немного странное её молчание и выражение лица: упрямое, сосредоточенное, словно девушка носила в себе тайну.

- Чего не спишь? - спросил он шёпотом, чтобы не разбудить старших.

- Так, - чуть качнула она головой. Потом помолчала и заговорила снова - тихо, еле слышно, но слова её отозвались громом в ушах Лёна.

- Скажи мне, где ты скрываешь Пафа? - спросила Энина, чуть шевеля губами.

- Я... я не знаю... - растерялся он от такого прямого вопроса.

- Ты врёшь, - холодно ответила она.

И в этом голосе, в этих интонациях скрывалось что-то, что он до сих пор упускал из виду. Что-то давно не давало ему покоя, когда встречал он в коридорах университета Энину. Она попадалась ему чаще, чем следовало бы. Он встречал её в столовой, хотя знал, что целители со всеми не обедают. Она бывала в библиотеке, хотя у магов-врачевателей свой отдел литературы. Проходя мимо, целительница странно заглядывала ему в глаза, так что он подумал было, что нравится ей, и старался избегать разговоров наедине. А она явно искала этого. Между дивоярцами нет и не может быть личных отношений - всё это приводит к скверным последствиям.

- Я наблюдаю за тобой, - бесстрастным, каким-то бесплотным даже голосом продолжала она, и слова её не выходили за пределы того малого пространства, что разделяло их, как будто Энина обладала умением удерживать звуки, - Ты ведёшь себя неправильно. Паф был твоим другом, а в тебе нет скорби по его пропаже. Ты слишком быстро смирился с этим. Ты лжёшь всё время, играешь роль - я чувствую это, как чувствую боль пациентов. Ты скрываешь тайны, и одна из тайн - пропажа Пафа.

- Нет, ты не...

- Не лги, - тихо и сурово прервала она его, - я не ошибаюсь. Меня с Пафом связывает любовь.

Наверно, даже в темноте в лице Лёна отразилось такое изумление, что эмпатка Энина почувствовала это.

- Да, он меня не любит, - с горечью проронила она, - но я его люблю. Это безнадёжное чувство, и я должна с ним жить. Поэтому сердце не обманывает меня: я знаю, что он жив. Я чувствую возле тебя присутствие его запаха, след его слов в твоих мыслях. Я всякий раз знаю, когда ты видишься с ним, Лён.

- Замолчи, - одними губами ответил он, придя в ужас при мысли, что неосторожные слова Энины дойдут до слуха Гонды. Дивоярцы не должны знать ничего о том куда исчез Паф!

- Я не ошиблась, - с торжеством ответила она и отвернулась, перевернувшись вместе с тяжёлым мешком.

Ошеломлённый Лён остался лежать в темноте, тщательно прислушиваясь к дыханию спящих Гонды и Вэйвэ. Лишь бы дивоярцы не прознали про тайное убежище, куда он скрыл Пафа! Всё казалось ему таким надёжным, но вот интуиция Энины, её безошибочное чувство проникли под покровы этой тайны! Она следила за ним! Что может натворить ревнивое сердце, когда подозревает обман?!

ГЛАВА 4

Наутро Энина выглядела очень плохо: ей явно нездоровилось. Вроде, всё нормально - ни простуды от суровых условий похода, ни явной измотанности от перенапряжения. Но Магирус, едва бросил на неё взгляд, как тут же велел ученикам набрать побольше чистого снега и сам разжёг внутри палатки огонь. Поставил на него походный котелок со снегом и покинул палатку вместе со всеми, оставив девушку одну, только плотнее закрыл полог, чтобы тепло не просочилось наружу. Это отнимало у отряда время: надо было скорее двигаться, поскольку дни здесь очень коротки. Если бы отряд успел добраться до портала прежде заката солнца, то вернулись бы они на Селембрис в тот же день. Теперь же вместо того, чтобы двигаться тотчас же, лишь наскоро позавтракав всухую, они должны ждать, когда вскипит вода, и вообще, зачем оно нужно?!

Магирус стоял в стороне, на краю площадки, внимательно поглядывая по сторонам и бросая взгляды на небо. Жаворонарцы распределились по окружности вершины, каждый ведя свое наблюдение - спокойно, ни о чем не договариваясь, как будто точно знали, что нужно делать.

Лён подошёл к Пантегри, желая поговорить о странной задержке. Старшекурсник беспечно посвистывал простенькую мелодию, энергично похлопывая руками в варежках друг о дружку. Лицо его обветрилось, глаза чуть покраснели от бессонной ночи - он с Дияном выстоял ночную вахту, и сейчас ему явно требовался отдых. Однако, никаких протестов против задержки - внимание, выдержка и стойкость!

- Почему мы не отправляемся? - спросил у него Лён, словно у старшего.

- Женщины! - с шутливым философским стоицизмом воздел руки Пантегри.

- В смысле?.. - не понял Лён.

- Ну, то есть особенные женские дни, - чуть с досадой пояснил Пантегри.

О, Дивояр, а до него даже не допёрло! Вот почему Магирус велел набрать снега и согреть воду! Ну, чёрт, ну надо было им брать с собой Энину в такой период! Вот откуда этот бледный вид и быстрая утомляемость! Только этого не хватало, когда они настороже и ждут каждую минуту нападения!