— Ну, и по какому поводу такая бурная радость? — нахмурился мальчик, беря со стола бутылку с молоком и подходя к манежу. Джеймс знал, что Альбусу нужно держать бутылку, иначе он выльет все молоко на себя, но перспектива эта не сильно вдохновляла Джима. Вообще младший брат был редкостным лентяем, отказываясь пить из кружки и заставляя до сих пор поить его из бутылки, как младенца. Зря они его баловали, ой, зря…
— Лопай, толстощекий, — Джеймс осторожно засунул в уже раскрытый в предвкушении рот Ала соску и стал поддерживать бутылочку. — Такой огромный уже, а все из детской бутылки питаешься, косолапый. Говорил тебе: чашку надо учиться держать, а не конфеты тырить! Если бы ты… Ал, нет!
Джеймс не успел отскочить, когда Альбус, выпустив изо рта бутылочку, сделал громкое «Пффф», выплевывая молоко небольшим фонтаном прямо на брата.
— Ты зараза лохматая! — закричал Джеймс, глядя на то, как молоко растекается по его спортивным брюкам. А Альбус смеялся и хлопал в ладони, слизывая капли с подбородка.
— Ты чего так на него кричишь, Джеймс?
Мальчик оглянулся, зло сверкая глазами, к вошедшим из каминного холла Гермионе и ее детям. Они снимали на ходу шапки и перчатки.
— С Рождеством наступающим.
— У кого Рождество, а на кого плюют и этому радуются, — пробурчал мальчик, сунув бутылку в протянутые руки Ала и отходя. Пусть сам теперь возится, нюхлер пучеглазый…
Полоний:
— Что вы читаете, принц?
Гамлет:
— Слова, слова, слова.
Скорпиус мерно шагал по своей комнате, держа в руках книгу в темном переплете. Он уже был в парадной мантии и то и дело поглядывал на часы, что стояли на каминной полке. Наверное, гости уже начали пребывать в поместье, но мальчик не спешил покинуть прохладную тишину своей комнаты. Вечер обещал быть длинным…
Он поднес к глазам книгу, хотя многие строчки успел запомнить наизусть за те две недели, что провел летом в Италии. Там он мог читать все время, не опасаясь, что в любой момент его могут оторвать от книги, к которой он почему-то привязался так, как никогда не привязывался к людям. Словно в этой книге было что-то, что мальчику было жизненно необходимо. Именно сейчас, именно здесь…
Комната была пуста, если не считать Донга, который перекладывал одежду Скорпиуса в шкафу. Но домовика было нечего опасаться, иногда Скорпиус вообще забывал, что эльф в комнате и может слышать его.
«Гамлета» нельзя читать про себя. «Гамлет» должен звучать…
Скорпиус чуть усмехнулся, поднимая глаза к окну. Если взять бинокль, то отсюда можно увидеть фамильный склеп Малфоев, что приютился в самом дальнем конце поместья…
Голос звучал четко и немного гулко в прохладе серо-зеленой комнаты. Мальчик видел, как за его шагами и голосом следят подвижные уши Донга. Он опять посмотрел на часы: еще пять минут, и придется идти. Но ничего: книгу можно унести с собой, в памяти, которая, как губка, впитывала любимые строки…
— Скорпиус, ты почему не спускаешься?
Мальчик вздрогнул и обернулся, захлопывая книгу. В двери заглядывал Тобиас, в парадной мантии, с аккуратно зачесанными назад волосами. За его спиной маячила Парма.
— А стучаться вас не учили? — Малфой медленно убрал книгу в карман мантии, надеясь, что она поможет ему перенести очередную «рекламную акцию», заменявшую в их семье рождественский вечер.
— Мы стучали, — очень правдоподобно солгал Паркинсон. — Там уже и Забини, и Гойлы приехали, кажется, Фоссеты тоже…
— Безумно рад, — хмыкнул Скорпиус. — Донг, заканчивай и брысь отсюда.
— Да, хозяин, — пропищал домовик, и Скорпиус пошел к дверям, где топтались Паркинсоны — не хотелось появляться из камина посреди бального зала, приковывая к себе внимание всех присутствующих.
А присутствовала, наверное, половина магического сообщества, по крайней мере, из тех, кого Малфои считали людьми своего круга. Скорпиус не смог бы назвать по именам и трети собравшихся на рождественский вечер в поместье. Да и зачем? В памяти не так уж и много места, чтобы запоминать всякую ерунду. Хотя отец, насколько знал Скорпиус, считал это вещью первой необходимости.
Скорпиус, а за ним Паркинсоны, почти незаметно вошли в освещенный тысячами свечей зал. В глазах рябило от елок, игрушек, фонариков, хлопушек, драгоценностей дам и перстней мужчин. Во всем этом великолепии было столько наигранности и вычурности, что Скорпиусу тут же захотелось или потушить свет, чтобы ничего не видеть, или просто уйти с этого сборища.
— Привет, Скорпиус, — перед ними выросла Присцилла под руку с Фрицем. Забини, как всегда, выглядела великолепно, ее темно-красного цвета мантия подчеркивала пропорциональные, изящные линии тела девочки.
— И вам, — кинул Скорпиус, пробегая глазами по лицам присутствующих. Ничего интересного и нового.
— Тебя отец зовет, — Присцилла чуть нахмурилась, осознав, что комплиментов и других положенных по случаю слов она от мальчика не дождется.
— А ты подрабатываешь у нас домовиком? — хмыкнул Скорпиус, не удержавшись, и отправился в сторону родителей, что купались во внимании гостей у самой высокой из елок, что утром нарядили эльфы.
— Где ты был? — с улыбкой на лице, но угрозой в голосе спросил отец, когда Скорпиус встал рядом с родителями, кивая каким-то волшебникам.
— А есть варианты? — мальчик улыбнулся матери, которой очень шла голубая мантия с белой вышивкой. — Мама, ты очень красивая сегодня. Как всегда.
— Спасибо, дорогой, — улыбнулась Астерия, держа отца под локоть. — Ты почему такой бледный?
— Слишком много молока пью, — усмехнулся Скорпиус. Отец сурово взглянул на него.
— Веди себя прилично, я тебя прошу, — Драко положил руку на плечо сына, и Скорпиусу тут же захотелось сделать что-нибудь неприличное. Странное чувство, которое раньше редко его посещало.
— Да без проблем, папа, — скупо улыбнулся Скорпиус, но не сдержался и тихо продекламировал, вызвав на лице отца выражение полного недоумения:
Мама выглядела чуть шокированной, исподволь оглядевшись, чтобы понять, не слышал ли кто Скорпиуса.
— Что это было? И при чем тут скорбь? — прошипел отец, до легкой боли сжимая плечо мальчика.
— Ничего, так, вырвалось, — Скорпиус вывернулся и чуть отошел от родителей. — Счастливого Рождества.
Наверное, отец хотел сказать еще что-то, но Скорпиус отвернулся и проследовал к столам, на которых стояли коктейли и легкие закуски для гостей. Там уже питалась Селеста Гойл.
— Скорпиус, ты чего хмурый такой? — она с удовольствием поедала канапе. — Рождество же.
— Ага, — только и сказал мальчик. Есть и пить уже перехотелось.