Пока Артур бегло и как-то даже нервно представляет меня своему сыну, я чувствую себя невеждой, не понимая, зачем пятилетнему ребёнку столько книг. Но ответ не заставит себя долго ждать.
— Ну, знакомьтесь, — бросает напоследок Вавилов и спешно удаляется из комнаты.
А я присаживаюсь рядом со светловолосым мальчишкой, улыбаюсь открыто.
— Привет, я Геля. Будем знакомиться?
Сын Артура смотрит на меня с подозрением.
— А отчество? — тихонечко уточняет он. — Старших нужно называть по имени и отчеству, меня так учили.
Да оно и понятно, даже фраза эта заученная. Мои подозрения обретают почву: имеющий все материальные блага ребёнок лишён самого главного — нормального человеческого общения.
Чёрт, неужели такой умный и рациональный человек, как Артур, этого не понимает? Или не хочет понимать?
— Давай без отчества. И "на ты". Договорились?
В зелёных глазах Никиты мелькает интерес — живая эмоция. Уже что-то.
— Покажешь мне, что читаешь? — продолжаю прощупывать почву. Мальчик пожимает плечами и протягивает мне книгу. Однако! "Дневник одного гения". Просто суперское чтиво для пятилетнего ребёнка. Хочется посмотреть на уникума, который подсунул мальчику эту книгу.
— И как она тебе? Нравится?
Никитка опускает глаза. Хочет сказать правду, но боится не получить одобрения. А взгляд-то у него какой… недетский. У моей Лерки в последнее время частенько такой проскальзывает. И от этого не по себе становится.
— Знаешь, давай-ка мы пока отложим книгу. Лучше покажи мне… мм, вон тот конструктор.
Ещё раз метнув в мою сторону недоверчивый взгляд, Никитка вдруг с готовностью бросается к игрушке. Следующие полчаса проходят весьма продуктивно — мы внимательно разглядываем и пытаемся собрать пресловутый конструктор. Никите это занятие явно приходится по душе — в какой-то момент он даже заливается искренним детским смехом. И надо же так совпасть, что именно в эту минуту на пороге появляется Артур.
Увидев хохочущего сына, он меняется в лице.
— Эм… Вижу у вас тут всё в порядке, — прокашливается, — ладно.
— Пап, смотри! — Никитка резво вскакивает на ноги. — Мы конструктор собираем! Поможешь?
В его вопросе столько надежды и детской непосредственности, что отказать, казалось бы, невозможно.
Но Вавилов явно пребывает в полной растерянности. Мнётся нерешительно, бормочет что-то невнятное. Про дела какие-то или ещё что-то…
Рискую нарваться, но не могу не вмешаться в это дело.
— Конечно поможет, — бодро заявляю. И, не дав Артуру возможности придумать очередное оправдание, быстренько убегаю из комнаты, оставив отца и сына наедине друг с другом. Правда, на пару минут задерживаюсь возле двери, прислушиваясь к происходящему в комнате Никиты. И, судя по тихому смеху, я сделала всё правильно.
Сама же отправляюсь в выделенную нам комнату, где к моему удивлению, уже развернулись настоящие боевые действия.
— Не хочу! — кричит Лерка, в гневе топая своими маленькими ножками. — Не буду!
Перед ней стоит Мария Антоновна с мокрой тряпкой. Лицо домработницы перекошено злобой.
— Ещё как будешь, — шипит она на мою дочь, — ты и твоя мать здесь прислуги, поняла? Значит, должны подчиняться мне! Бери тряпку и вперёд!
Вот те на, приехали. Пусть эта тётка права относительно меня, но орать на Лерку? Нет, этого я не потерплю.
— Что здесь происходит? — лёд в моём голосе заставляет Марию Антоновну вздрогнуть. А Лерка с радостным криком «мама!» тут же прячется за мою спину.
— А вот и вы, — домработница презрительно поджимает губы, — вы в курсе, что ваша дочь — совершенно невоспитанная особа? Хотя, — её колючий взгляд скользит по моей фигуре, — чему тут удивляться, если её воспитанием занимались вы.
— И всё-таки, — пропускаю последнюю фразу мимо ушей, — что здесь происходит?
— Мам, она меня заставляла пыль вытирать, — решает наябедничать Лерка, — а я сказала, что не буду! И тогда она назвала меня малолетней дрянью!
Губы дочки обиженно дрожат, на глазах вот-вот выступят слёзы. При виде этой картины у меня внутри что-то обрывается.
Видели, как ласковая кошка превращается в настоящую фурию, когда кто-то намеревается обидеть её котёнка?
Вот и я испытываю те же эмоции.
Сжав руки в кулаки, я угрожающе двигаюсь в сторону неожиданно притихшей Марии Антоновны.
— Вон пошла. И если ещё раз посмеешь приблизиться к моей дочери, то рискуешь не досчитаться нескольких виниров на своих зубах. Кстати, дешёвых виниров.
Домработница, явно не привыкшая к такому обращению, едва ли не задыхается от возмущения: