— Сейчас очень непростой период, — тянет она недовольным голос, — мы ведь не можем работать…
— Если вы не можете работать, Марина Сергеевна, — перебиваю её весьма бесцеремонно, — то приносите заявление по собственному, и я с радостью его подпишу. На это у меня тоже есть полномочия.
Марина буквально давится своей незаконченной фразой. Буравит меня хмурым взглядом, но молчит. Замолкают и остальные.
Привыкли они считать меня тенью отца. Что ж, придётся отвыкать.
В компании засиживаюсь допоздна. Подумываю даже переночевать в офисе, но не стоит откладывать разговор с Ангелиной. Сегодня же расскажу ей всю правду, потому что если она каким-то образом узнает её первой… Даже думать о этом не хочу.
Чёрт, как же всё не вовремя! Как там говорят? Неприятности, словно салфетки — тянешь одну, а вытаскиваешь десять? Ничего, прорвёмся. Займусь компанией, приведу дела в порядок, а Брагина пока по ложному следу пущу. Всё равно никуда он не денется.
Ближе к ночи позвонил Воронов.
— Ну и заморочил ты мне мозги, Артур Альбертович, — недовольно ворчит он в трубку, — ты же ведь с этим Брагиным работал около пяти лет назад! Пошутить так решил надо мной?
— Извини. Сам только недавно понял, что к чему. Всё-таки пять лет — не малый срок.
— Слушай, ну ты бы мог позвонить, чтоб я времени даром не терял! — продолжает злиться приятель.
— Недавно это несколько часов назад, Сань… Замотался, прости. Ладно, лучше скажи мне вот что… ты выяснил, как я могу Брагина к ногтю прижать?
— Да проще простого. Брагин метит в мэры города, а губернатор — институтский приятель твоего отца. Думаю, он не откажет Альберту Евгеньевичу в маленькой просьбе.
Да-а, если бы всё так просто было!
— Отец в больнице.
— Что-то серьёзное? — беспокойство в голосе Воронова звучит вполне искренне.
— Да, проблемы с сердцем, — отвечаю правду, но в подробности не вдаюсь, — сам понимаешь, не хочу его дергать. Начнёт ведь вопросы задавать вопросы, нервничать, а ему сейчас покой необходим. Сань… — задумываюсь ненадолго, — а ты сможешь как-нибудь свести меня с этим губернатором?
— Не уверен, — после недолгой паузы отвечает Воронов, — но попробую что-нибудь придумать.
— Попробуй, Сань, попробуй. Ты же знаешь, в долгу не останусь.
Завершив разговор с Вороновым еду домой, наконец.
На часах начало одиннадцатого, но в окнах свет погашен. Неужели все спят?
Не все, как оказалось.
Захожу в кабинет, чтобы хоть немного выдохнуть и дух перевести, да меня там поджидает сюрприз. Илона сидит за моим столом, закинула на него свои стройные ноги и цедит рубиновое вино из высокого бокала. Розовая прозрачная сорочка с приспущенной на одно плечо лямкой, кружевное бельё, которое выгодно подчеркивает её идеальные формы. Лицо обрамлено светлыми кудряшками, пухлые влажные подрагивают, формируют улыбку. Как всегда идеальная, просто кукла Барби в натуральную величину.
Она легко поднимается на ноги, приближается ко мне танцующей походкой.
— Ты устал? — мурлычет нежным голоском. — Может, налить тебе выпить?
Умелые ручки скользят по моему телу, тянутся к бляшке ремня, но я мягко накрываю её ладони своими. Правда, не хочу её обижать.
— Извини, сегодня правда был тяжелый день. Отец…
Илона не даёт мне договорить. Отскакивает в сторону, щерится, в один момент превращается в дикарку.
— У тебя вечно тяжелый день! Что происходит, Артур?!
— Ничего, просто…
— Это из-за няньки! — она опять перебивает меня. — Я видела, как она смотрит на тебя! Артур, если у вас это взаимно…
— Ангелина здесь ни при чем. Если бы ты дала мне договорить, то узнала бы, что отец попал в больницу с сердечным приступом.
Услышав это, Илона тут же меняется в лице.
— Прости я не знала, — растерянно бормочет она, — что… как он?
Сканирую тяжёлым взглядом её красивое лицо, и молча выхожу из кабинета.
— Артур! Я не… — она что-то кричит мне в спину, но я не собираюсь слушать. Наоборот, ускоряю шаг.
Только сейчас после этого дико тяжелого дня осознаю как же сильно мне надоела Илона. Со своими упрёками, глупыми разговорами и бесконечным выносом мозга. Кажется, не об этом мы с ней договаривались, когда оба признавали, что брак наш — исключительно по расчёту.
Оставив Илону, поднимаюсь к сыну. А там картина, которую хочу наблюдать каждый вечер. Или хотя бы прочно запечатлеть в памяти. Как фотографию, поместить в рамку и спрятать в ящик стола, чтобы любоваться ею в трудные моменты